репутации, даже не своей, а отца и деда. Представь, как им было тут с матерью среди соседей? А в школе? Тут же как село, фактически! Запачкались – не отмоешься.
В опорном пункте в одиночестве сидел лейтенант с помятым лицом.
– Приема нет! – крикнул он, когда мы вошли.
Узнав, что мы не надоевшие ему граждане, а коллеги, еще больше приуныл.
– Так я же вам все по телефону рассказал, – начал канючить, – нечего мне добавить.
– А давай ка еще раз! – предложил Пал Петрович, – и заодно я послушаю.
– Поступил сигнал. Я принял. Пошел, проверил. Да, действительно живет там дамочка без прописки. Дал предупреждение, мог штраф, но хозяин сказал, распишутся они скоро, что я зверь что ли? А эта ведьма старая все ходит и ходит, все требует и требует! Сама не знает, что ей надо, вот накатала на меня жалобу, гадина.
– Девушку можете описать? – спросила я.
Лейтенант порылся в тумбочке стола и вытащил из кипы бумаг листок с бледной ксерокопией и протянул почему-то не мне, а Пал Петровичу.
– Вот, снял паспорт, когда их сюда вызывал.
– А вызывали зачем? – спросила я.
Лейтенант ответить не успел, потому что Пал Петрович, сунув мне в руки листок, предложил участковому:
– Опишите эту дамочку.
На копии паспортов, как это всегда бывает, ничего нельзя было разобрать. Было понято только то, что паспорт гражданка Широких Алина Георгиевна получила не у нас в городе, а на другом краю страны, где и была прописана до сих пор.
– Ну высокая метр 75, не меньше, сутулится, волосы коричневые до плеч, телосложения худощавого, – лейтенант отвечал, как на уроке.
Пал Петрович, видя, что я собралась сказать свое неизменное «это же она!» слегка покачал головой, давая понять, что спешить не стоит.
– Ты, Катюха, пойми, был бы он маньяк, разве бы он ее лейтенанту предъявил? – убеждал меня бывший начальник, когда мы шли к машине, – тем более пришли вместе потом к нему, с паспортом. Да будь что не так, разве бы она не закричала, не позвала на помощь? Ведь в милиции была. Нет, – покачал он головой, – тут все нормально, поверь мему опыту.
– Но Вы ведь сами говорили, что такие бабульки все подмечают и никогда не ошибаются… – начала я, но Пал Петрович меня перебил:
– Не говорил я такого! Да, они подмечают, да, проверить их подозрения стоит, но разве я сказал, что они всегда правы? Вот мы все и проверили! Ты – молодец, хорошо, что неравнодушная такая, но отлично, что сигнал не подтвердился.
– А как же мазь? – использовала я последний аргумент.
– Какая еще мазь? Ах, да, гепариновая. Ну во-первых она от любых синяков, а во-вторых, это же не факт, что это была та же самая девушка. Опять же, видишь, ходила сама в аптеку, люди кругом, было бы что не так, сказала бы кому-то, на помощь бы позвала.
Пал Петрович подвез меня до отделения. Ехали мы молча, я всю дорогу думала об ужасных следах на руках у той девушки.
В следующий раз занесла меня служба на улицу «40-летия Октября» только летом. Раз тут, думаю, зайду, навещу бдительную Веру Ивановну. Она больше не приходила и не звонила, и жалобы на участкового прекратились. Во дворе дома номер 48 шла стройка. Через распахнутые настежь ворота я увидела, что маленького домика престарелой Дюймовочки больше нет, а на месте его рабочие сооружают то ли веранду, то ли зимний сад. Вульф разрывался от лая где-то за домом.
– Добрый день! – крикнула я издали, – а хозяева дома?
– Чего хотели? – неприветливый племянник бдительной бабульки увидел меня первым.
Показав издали удостоверение, я напомнила:
– Лейтенант Кузьмина, была у вас полгода назад.
– Аааа, вы к тетушке моей приходили, – вспомнил меня он.
– Да. Хотелось бы узнать, как она.
– Так померла тетя Вера.
– Как так?
– А как пожилые люди помирают.
– А поточнее можно? – спросила я подошедшего ближе мужчину.
– Шла она как-то вечером и оступилась сослепу, упала, сломала шейку бедра, да и померла через два месяца.
Видно было, что мой взгляд ему не понравился, и он сразу добавил:
– Вы не подумайте чего! Мы с ней хорошо жили, и моя жена ее досматривала, она и не тут померла, а в больнице, но мы ничего для нее не жалели, сказал доктор: бульон ей каждый день, и чтобы курица только с рынка, так моя жена каждый день бульон свежий варила и кастрюльки возила, но не помогло.
– Соболезную, – сказала я, – а сосед ваш как поживает?
– Какой сосед?
– Из 46 дома.
– Так уехал он.
– Давно?
– Пару месяцев как.
– А жена с ним?
– Какая жена?
– Хорошо, не жена, девушка.
– Не было у него никакой девушки! – удивился племянник, – это же Колька-извращенец, какая с ним жить станет.
– А вот ваша тетя говорила, что живет с ним одна…
– Да, – отмахнулся мужик, – она и мне рассказывала, и жене, только выдумки все это, показалось ей, не было там никакой девушки!
– Вы уверены?
– Да хоть жену мою спросите! Лика! Лика! Подойди сюда! – крикнул он в сторону дома.
Высокая симпатичная женщина в розовом спортивном костюме с длинными светлыми волосами спустилась по ступенькам крыльца.
– Вот, товарищ милиционер интересуется, видела ли ты у соседа Кольки какую-то барышню.
Лика повела плечами как светские красавицы в исторических фильмах и сказала протяжным грудным голосом:
– Нет, не было там никого. Нам Вадима тетя все уши про эту девушку прожужжала, но я думаю, что это был плод ее воображения.
Я не стала спорить с ними и направилась к участковому. Он то точно видел девушку, даже ее паспорт в руках держал.
У участкового шел прием. Вначале я решила, что не буду ломиться, пользуясь служебным положением, но потом подумала, что мне то участковый не просто так нужен, а для дела. Показав возмущающимся гражданам удостоверение, я успела проскочить перед прытким дедком, уже ломившимся в дверь.
Но каково было мое разочарование, когда я увидала за столом совершенно не того, кого ожидала. Вместо мятого молодого парня, встретившего нас с Пал Петровичем в прошлый визит, за столом сидел плотный, но еще довольно бодрый участковый средних лет.
– А где Ваш предшественник? – спросила я без всякой надежды.
– Так уволился он! И уехал куда-то на север.
Эх, как я зря послушалась тогда Пал Петровича! Надо было сразу эту Широких в розыск подавать. Но задавил меня бывший шеф своим авторитетом. Вначале на рассказывал историй о бдительных бабушках, а потом сказал не заниматься ерундой. А может я бы еще успела ее
