вниз и снизу вверх и ловчее поставил у ноги винтовку. — Ишь, Россошка!.. Гумрак тебе!.. Ишь он какой! А кабы я пальнул тебе в физию? Кабы пальнул? Раз — и квас! Кабы так? Был бы тебе Гумрак!..
— Отставить! — приказал ему Ардатов. — Есть ли в разведбатальоне танки? Сколько? Какого типа?
«Нда!» — подумал он, когда Ширмер сказал, что разведбатальону придан батальон танков, что вообще 23-я дивизия, хотя и понесла потери на кавказском направлении, перед переброской к Сталинграду была пополнена и техникой и людьми, так что представляет из себя весьма боеспособное соединение. Далее Ширмер сообщил, хотя Ардатов его и не спрашивал об этом, приблизительный состав дивизии — ее полки и приданные средства усиления, фамилии командиров, которых он знал, где, когда, с каким полком разгружался разведбатальон, предположительные пункты разгрузки остальных частей дивизии и другие сведения. Эти сведения были очень важны для Нечаева и бесполезны для Ардатова.
Он узнал главное для себя: против них за высотками — разведбатальон и батальон танков. Этот разведбатальон, видимо, острие немецкой стрелы, в которую был построен авангардный полк 23-й дивизии, вот-вот должен был начать движение и вот-вот должны были завести моторы танки. И хотя он, Ардатов, со своими людьми удачно отбился от пешей разведки, щупавшей ночью предполье батальона, он знал, что днем ему и его плохо вооруженным людям будет кисло, так кисло, что кислее и не придумаешь.
«А Нечаев прав, они действительно перебрасывают части с Кавказского направления, — все же хотя и не к месту, подумал Ардатов. — Не хватает на все задачи. Но сегодня они дадут нам прикурить. Раздавят, сволочи!..»
Его интерес к пленному упал, все, что надо, он получил от него, он уже прикидывал, где его держать, кого поставить охранять, причем, вспомнил о контрразведчиках, считая, что это их хлеб, но и сразу же отодвинул эту мысль соображением, что контрразведчиков, особенно Жихарева, надо оставить в цепи, что один Жихарев будет стоить в ней пяти, а, пожалуй, и больше необстрелянных красноармейцев, сапожников или пекарей. Он вспомнил Васильева, Талича, и стал искать их глазами, переводя взгляд с лица на лицо Тягилева, Чеснокова, Жихарева и Просвирина, других красноармейцев, когда немец вдруг сказал:
— Прошу доставить меня к старшему начальнику. Прошу, как можно быстрее, — Ардатов понял это — «как можно быстрее». Немец сказал это твердо, глядя прямо на Ардатова, и в интонации просьбы Ардатов услышал и ноту требовательности.
— Чего это он? Чего? А, товарищ капитан? — уловил перемену в разговоре Тягилев. — Чего ему надо?
— Я старший начальник, — отрезал Ардатов.
Еще когда немца вели к нему, Ардатов заметил, что немец не то тревожно, не то озабоченно оглядывает попадавшихся ему навстречу красноармейцев, их оружие, снаряжение, вертит головой по сторонам, рассматривая окопы и ходы сообщения, что он несколько раз, вытягивая шею, посмотрел в тыл. Можно было предположить, что пленный делает все это, просто нервничая, опасаясь, не пристрелят ли его, не начнут ли мучить. Но сейчас Ширмер, вновь вытянув шею, посмотрел в тыл.
— Чего он говорил? Чего говорил-то? А, товарищ капитан, — не отставал Тягилев.
— Давал сведения.
— Сведения? Это хорошо! Это знатно! — обрадовался Тягилев, поворачиваясь ко всем. — Значит, толк есть. Есть ведь, землячки? Оно, конечно, не генерал попался, но…
— А если врет? Так тебе он и раскололся, держи карман шире! — бросил презрительно ему Жихарев. — А ты хлебало раскрыл и…
— Да брешет он, брешет, собака! Шкуру спасает. Трясется, как бы не шлепнули тута! — врезался в разговор Просвирин. Он выбросил вперед руку наподобие семафора. — Гад! Травит свою легенду! Да такого надо!..
Отталкивая других, он было рванулся к Ширмеру, ко Жихарев с силой дернул его за ворот, а Ардатов как хлестнул по лицу командой:
— Назад!!!
— А может, и врет, правда, товарищ капитан, — вмешался Авдеев. — Вы ему не больно-то верьте. Вдруг подослан?
— Ну и что же? — крикнул звонко Чесноков. — Ну и что же? Мы же не дураки! Мы ему и верим и не верим!..
Ширмер с полуулыбкой смотрел на все это, но потом снова твердо не сказал, а как потребовал у Ардатова:
— Если вы старший, прошу выслушать меня наедине. Имею сведения особой важности.
«Что за черт! Какие там особые сведения», — подумал Ардатов.
— Чего ему надо, капитан? — спросил Щеголев. — Хоть что то дельное сообщил? Или так — обычное: «Арбайтер, мобилизован… Прощай, Москва! Гитлер капут?». Песенки, которые они поют, пока их не уведут с переднего края. Это?
— Да нет, не только это. Есть и дельное. — «Разведбат и батальон танков! — повторил он про себя. — Куда уж как дельней!» — Пошли. — Ардатов расстегнул кобуру. — Пошли, — повторил он Щеголеву, который, не понимая, посмотрел на него и на кобуру. — Пошли, пошли!
Щеголев взял автомат за шейку приклада так, что его ствол был направлен вперед и вниз.
— Ну, что ж, но, может…
— Комм! — приказал Ардатов Ширмеру, но тут Чесноков, золотая мальчишеская душа, отчаянно закричал:
— Этого нельзя! Товарищ капитан, нельзя! Он же пленный! Он сам перешел! Товарищи!..
— Отставить! — бросил через плечо Ардатов. — Отставить! По местам! Лейтенант Тырнов — разведите людей.
— Правильно, — выкрикнул, перебивая Чеснокова, Просвирин. — На распыл его!
— Дурак! Дурак ты! И сам — гад! — Чесноков крикнул это, задыхаясь, отчего его голос сорвался на громкий шепот. Вдруг, изловчившись, он увернулся от Тырнова и подбежал к Ардатову. — Товарищ капитан… Это же не эсэсовец… Он же…
Чеснокову показалось, что сейчас будет совершено гнуснейшее дело — два командира Красной Армии заведут в тупичок траншей безоружного пленного и расстреляют, пустят, как предложил Просвирин, «на распыл». При мысли об этом, еще не ожесточившееся, не заматеревшее сердце Чеснокова переполнилось таким возмущением, что он забыт, что он — на войне, забыл, что он подчиненный и не имеет права ни возражать, ни протестовать против действий командира, тем более в боевых условиях.
— Назад! — Щеголев стал между Ардатовым и Чесноковым, но Ардатов отвел Щеголева.
— К ноге! Автомат к ноге! Спокойно! Никто не собирается стрелять его. Стой здесь. Никого к нам не пускать. Ясно? Выполняй. Комм! — повторил он немцу.
Немец улыбнулся Чеснокову и кивнул: «Данке! Данке, камерад!»
Шагов через десять, как бы оправдываясь, Ардатов бросил Щеголеву:
— Видал? Этот Чесноков… Все еще…
— Привыкнет. — хмуро ответил Щеголев. — Так чего он хочет, капитан? Или — чего ты хочешь?
Они и правда завернули в тупичок и здесь, в пулеметном окопе для отсечного огня, остановились.
— Слушаю! — Ардатов в упор смотрел на немца. — Быстрей.
Немец кивнул и вдруг сказал по-русски:
— Прошу доставить к офицеру разведки. Имею особое сообщение.
