мечтаниям, а вот отцу — постеснялся бы. И еще ловил себя Толя на том, что с той поры, как стал учиться на слесаря-инструментальщика, как приобщился к настоящему, почетному делу взрослых рабочих, как почувствовал себя равным отцу и Невидицыну, воображением уносясь в их мальчишеские годы, в их ремесленное училище, — с той поры вдруг все его прежние одноклассники, продолжавшие ходить в девятый класс, так и остались для него пацанами. А сам он, казалось, необычно повзрослел за год, потому что в училище не только продолжался девятый класс, его обычная школа, но и другая, рабочая школа была, которая словно бы возвеличивала, делала его, Толю, старше.
Он и сейчас, увидев на майской улице, за прозрачной стенкой столовой незнакомых сверстников с портфелями да кожаными папками и тотчас угадав в них школьников, очень захотел, чтоб даже эти незнакомцы поглядели пристально в солнечную прозрачную глубь столовой и позавидовали, с каким замечательным мастером сидит он в мужской компании. Чувствовал он себя и впрямь празднично, приподнято.
А Невидицын нечаянно толкнул кофейную пустую чашку, опрокинул ее, спросил у него:
— Ты помнишь, как я тебя повел к настоящему токарю? Помнишь Вышковца? Какие тонкие детали он может делать!.. У тебя тогда какая-то необыкновенная любимая авторучка сломалась, и я специально повел тебя к Вышковцу. И токарь такую филигранную работу выполнил, ты сам все видел, на твоих глазах! Вот это мастер, это настоящий рабочий! На заводе ему всегда поручают самую сложную работу. Да если хочешь знать, я и пошел мастером в училище для того, чтобы из вас тоже получились настоящие рабочие. А ведь меня не хотели отпускать мои товарищи. Не хотели, чтоб уходил с «Сельмаша». Да я и сам кожу с болью отдирал! — И он с присвистом вздохнул, словно и сейчас причинил самому себе боль.
А Толя посмотрел на него так, словно видел мастера впервые.
3
Назавтра было утро с млечными облаками, как будто не только на земле, но и там, в небесах, все расцветало белым цветом майских яблонь. Была непривычно долгая езда в автобусе, а затем он стоял на линейке, где все училище выстроилось на клетчатом кафеле вестибюля и дальше, в сумрачном коридоре.
«Ну, заработает Гришка восьмой будильник!» — думал он в тесном строю, пока шла перекличка и он докладывал, что в группе отсутствует Белобродов. Такое жесткое наказание было для тех, кто проспал, не пришел вовремя на урок: покупали будильник за счет прогульщика.
Звонок позвал на первое занятие по технологии металлов. Потом еще звонки, звонки, чередующиеся занятия по технике измерения, по физике, по литературе, по теории слесарного дела, где снова все о металле: шабрение, лужение, притирка, клепка, рубка металла…
В одном из перерывов появился в светлом костюме, в белой рубашке Невидицын и увлек Толю за собою в ту комнату, где разместился отдел технического контроля. Все полки тут были уставлены шестернями, втулками, осями, тягами, червяками, валиками — всем, что вытачивалось здесь же, в училище, во всех его мастерских.
Толя вдохнул машинный запах, осмотрел бесчисленные полки, пытаясь отыскать свой последний молоток. И растерянно остановил взгляд на девушке-контролере в синем халате и в беретке на соломенных волосах.
— Все это пойдет на наш завод, — повел рукой Невидицын. — Вся эта полка. Так ведь, Люба?
— И молоток, — улыбнулась Люба, точно помогая ему, Толе, отыскать наконец свой красивый молоток.
И тогда увидел Толя свой, но уже не принадлежащий ему безупречный молоток, улыбнулся и, покраснев оттого, что так по-ребячески встретил эту радость, поспешил исчезнуть.
А Невидицын, догоняя его в коридоре, напомнил совсем о другом:
— Толя, придется восьмой будильник Белобродову. Звонил ему домой — никто не отзывается. Ну, ясно: май, Сож, лодка…
— Ну что ж, восьмой так восьмой! — раздосадованно подхватил Толя.
4
Когда последний час занятий пролетел как мгновение, Невидицын, появившись в классе, серьезно и даже несколько торжественно объявил:
— Вот что, ребята. Сельмашевцы с просьбой к нам. Нужно триста вот таких деталей. — И Невидицын начертил в воздухе букву «П» с какими-то ножками. — Сельмашевцы просят помочь. Срочное задание, ребята.
— Именно для нас задание? — вырвалось невольно у Толи, который вмиг представил огромный, с мутноватым стеклянным куполом цех завода и как в этом огромном цеху, уставленном комбайнами и сенокосилками, медленно текущими по конвейеру, рабочие ждут, что младшая братва, из невидицынской группы, выручит их…
— Именно для нас, — подтвердил Невидицын. — Срочное задание!
«Вот ведь как бывает, — подумал Толя, — знаменитые рабочие „Сельмаша“ ждут помощи от пацанов, первокурсников, слесарьков. Справимся?.. А что! Мы ведь тоже… ведь мы тоже машиностроители!» — гонористо повторял про себя Толя, словно опровергая кого-то.
А потом вдруг и каждый стал доказывать, что легко выполнят это задание. «Ничего особенного, выполним, выполним!» И что-то знакомое, заимствованное у взрослых рабочих, чудилось Толе в клятвенных возгласах. Да тут же ребята и опомнились, призадумались над тем, не рано ли празднуют свой успех.
Тем временем, пока подбадривали один другого и будто пытались развеять тревогу, Невидицын исчез.
5
Еще там, а общей линейке, по горячим, взволнованным глазам ребят понял Толя, с каким нетерпением все только и ждут сигнала взяться за дело. А когда уже выстроились группою в мастерской и Невидицын вроде безразлично поинтересовался, не забыли ли они о просьбе сельмашевцев, вся группа возбужденно крикнула:
— Помним!
— Тогда запомните и параметры заготовки. — И Невидицын сначала нарисовал знакомым эффектным движением букву «П» с ножками, а затем жестом фокусника раскрыл ладонь, на которой, как по мановению, появилась бурая деталь.
— Да ведь три сотни за день не осилить, — вслух подумал Толя. — А задание срочное… А что, если не пилить, а наштамповать?
— Штампуйте, — точно давая понять, что он ждет от них самостоятельного решения, охотно согласился Невидицын.
— Да ведь штамп для этой заготовки нужен! Гибочный штамп, — вопросительно глядя на мастера и пытаясь поймать потаенный ход мысли и одобрение в прищуренных, пытливых глазах его, вкрадчивым голосом продолжал Толя. — И тогда…
— Что ж, изготовляйте штамп, — с бесстрастностью лишнего здесь человека мгновенно ответил Невидицын и, поставив бурую детальку на свободные тиски, повернулся к окну, за которым белая сирень доцветала и белыми прямыми кистями поднимались кверху цветы конского каштана.
И когда они сгрудились, сбились в кучу, восклицая, галдя и выкладывая все свои знания, Толя мысленно одобрил мастера. Потому что самим в сто раз было интереснее искать и находить, каким должен быть гибочный штамп. В сто раз интереснее, чем выполнять подсказанное!
— Вот ваша деталь! — в гаме, в неразберихе послышался веселый голос Невидицына.
И Толя поразился,
