Парня Янка не знала. А вот Яр казался ей знакомым чуть не до боли, хоть это был и не тот Яр, рядом с которым она просыпалась по утрам.
Янка взяла в руки фотографию, чтобы рассмотреть её поближе. Яр тут был заметно моложе, но уже не мальчишка. На форме красовались майорские погоны, а на лице была улыбка –Янка ещё никогда не видела лице улыбающимся.
Янка и сама чуть улыбнулась, а затем провела кончиком пальца по щеке Ярослава, будто желая погладить её.
Затем не глядя потянулась и взяла в руки следующее фото. Положила его поверх первого и замерла, чувствуя, как бежит по спине холодный пот.
Здесь тоже был Яр. А ещё… Здесь был её отец, и здесь была она сама.
Янка поняла, откуда ей знакомо первое фото.
Как наяву встали перед глазами картины лета, оставшегося в прошлой жизни. Ей было четырнадцать, и те каникулы она ещё проводила с отцом. Уже не ребёнок, но ещё совсем не взрослая. Хотя, конечно, для спецназовца, приехавшего к отцу, наверняка она выглядела малявкой.
Янка осела на кровать и прижала ладонь к лицу, пытаясь подавить захлестнувший её с головой приступ стыда.
Она видела, как Толкунов смотрел на неё, мгновенно отводя взгляд, едва Янка поворачивалась к нему. Это щекотало нервы, и Яне было интересно, что может значить этот взгляд.
Она сама, первая начала подсаживаться к Толкунову поближе. Старалась соприкоснуться с ним бедром, плечом, рукой.
Толкунов дрожал всем телом от этих прикосновений, будто голодный зверь, которого гладили промеж ушей. Он тут же отодвигался и старался сделать вид, что ничего не произошло, а Янка улыбалась, теша своё самолюбие. Её заводила одна только мысль, что этот взрослый солидный мужчина, прошедший войну офицер, дрожит, глядя на неё.
Янка вспомнила, наконец, этот жадный, почти безумный взгляд карих глаз – так смотрел на неё Толкунов, когда отец отправил их на озеро. Теперь уже Янка не сомневалась ни в чём – всё время, пока они грелись на солнышке, Толкунов не мог отвести от неё глаз. Будто ласкал одним только взглядом, и от этого несуществующего ощущения рук, касавшегося её тела, Янка тоже начинала сходить с ума.
Толкунов, конечно, тоже всё видел. Не мог не видеть, как учащается её дыхание, розовеют щёки, и как Янка неумело, но старательно отвечает на его взгляды, стремясь одарить ответной лаской.
Наверное, если бы не это озеро, если бы Толкунов не убедился в своих подозрениях, она не решилась бы сделать то, что произошло затем.
Отец решил организовать шашлыки. Сам занялся растопкой, а их отправил за поленьями в сарай. Сарай стоял в паре метров от дома так, что две стены образовывали зазор, который нельзя было разглядеть ни из двора, ни с улицы.
Яр втолкнул её в этот зазор и прижал к стене, приник к ней всем телом, давая почувствовать своё возбуждение.
Янка чуть не расплавилась от жара его бёдер, вжимавшихся ей в живот. Она почти теряла сознание от этой внезапной близости, от этой жажды и от одной мысли о том, что в любой момент их могут застукать.
Яр ни о чём не спрашивал. Взял её лицо в ладони и поцеловал. Янка целовалась до тех пор со сверстниками пару раз, но ни один из тех поцелуев даже близко не походил на поцелуй Ярика, буквально сводивший её с ума. Янка мгновенно потеряла контроль над собственным телом, только слепо шарила по спине Яра, пыталась прижаться к нему сильней и изо всех сил старалась получить больше – больше этого языка, больше этих губ, больше этого тела.
Яр овладел ею одним только языком. Проник в самую глубину её сущности и захватил ничейную территорию без единого выстрела. Когда он отстранился, вопросительно заглядывая Яне в глаза, та потянулась навстречу, даже не пытаясь понять, что творит – ей просто хотелось ещё, глубже и сильней.
Их губы сомкнулись второй раз, но Яр даже не успел погрузить язык в её рот, когда совсем рядом раздался голос отца:
– Ян… на… – Журавлёв запнулся на середине слова. Рванулся вперёд и попытался оттащить Толкунова от Янки.
Яр не сопротивлялся, даже позволил ударить себя по лицу один раз, а потом перехватил руку отца и вывернул, прижал его щекой к стене сарая.
– Жорка, уймись. Поговорим.
Говорили долго. Янка слышала из-за стены обрывки ругани, сидя в своей комнате и пытаясь понять, что только что произошло. А потом в комнату зашли без стука Яр и отец.
– Ты сама этого хотела? – спросил отец.
Янка сглотнула. Ей вдруг стало страшно. Она абсолютно не понимала тогда, чего хотела, а чего не хотела. Зато отчётливо представила, что скажет отец, если решит, что она хотела переспать с взрослым мужиком.
– Он меня не спрашивал, – прошептала она. И, будто этого было мало, добавила: – Я бы не смогла ему помешать.
Это было правдой. Янка была ниже на голову, и Яр мог бы согнуть её пополам одной рукой. И то, что Яр не спрашивал, тоже было правдой, но ни то, ни другое не было ответом на вопрос отца.
На Яра Янка не смотрела. Она опустила взгляд, уткнулась лбом в колени и сидела так, пока не хлопнула дверь.
Больше Яр к ним не приезжал. Янка какое-то время мучилась мыслями о том, как могло бы всё сложиться с ними, если бы не отец, а потом стала потихоньку забывать.
О том, где теперь Толкунов, она не думала никогда.
***
Янка невидящим взглядом смотрела на фото добрых пять минут, а затем моргнула.
Яр знал её. Для Яра она не была просто шлюхой, как тот пытался сказать. Яр даже хранил её фото.
И, зная Янку, помня о том, как они вместе готовили шашлыки, как Янка показывала ему дачу и лес, как они шутили и смеялись вместе, – зная всё эт о Яр только и делал, что старался унизить её, смешать с дерьмом.
Янка зажмурилась.
Одно дело было просто оказаться шлюхой бандита. Это было как приключение, как попадание в другой мир, и она не верила толком до конца, что мир этот настоящий, а, значит, настоящей не могла быть и боль.
Но этот мир был наяву. Она сама была не актрисой, игравшей чужую роль, она была собой, и Яр хотел унизить лично её, Янку Журавлёву.
Янка качнула головой и, вскочив с кровати, бросилась вниз. Из гостиной слышались голоса Яра и Вано, но Янка успела услышать только:
– Если мы не сделаем это, нас задавят, Яр. Мы вступили в эту войну. Теперь надо соблюдать правила этой войны. Кому я это говорю?
Янка распахнула дверь и влетела в комнату с криком:
– Яр!
Оба оглянулись на неё. Вано сидел на новеньком диване, а Яр стоял напротив, прислонившись к «барной стойке», составленной из кухонных столов.
Вано прокашлялся и посмотрел на Яра.
– Я тебе сказал сидеть наверху.
– Я не могу. Надо поговорить.
– Подождёшь.
