и жар разлился в груди. Вторая последовала безо всяких рассуждений.
Голова мгновенно пошла кругом. Я откинулся на спинку кресла и под прикрытыми веками замелькало прошлое.
Лето, солнечный день. Я шёл на задание и встретил её на выходе: она смотрела из темноты здания наружу через открытые двери. Мы встретились глазами и повисла неловкая пауза.
– Мне нужно уехать, – зачем-то остановился я.
Она утвердительно мотнула головой. У неё был такой вид, что я не устоял и направился в гараж: за транспортом. «В конце концов, – говорил я себе, – выходить во внешний мир ей не запрещено. Тем более, я буду рядом».
В гараже нашелся советский велосипед с высокой рамой: я лет двенадцать таких не встречал. Выбор был сделан тут же: меня захватила жажда приключений прямиком из детства.
– Садись, – призвал я её, стоящую в темноте, кивнув на багажник.
Я ждал, что она откажется: откровенно говоря, это было бы лучше всего. Поэтому удивился, сколь стремительно она вышла из темноты и молча уселась, схватившись за боковинки седла.
Это было похоже на эпизод из фильма: и мне хотелось быть частью этого как можно дольше.
Мы ехали молча, вслушиваясь в мерное поскрипывание педали, шорох шин и перешептывание сосен над головами. Везти её оказалось не так легко, как мне казалось: сто лет никого не катал. Тем интереснее было поднажать и преодолеть себя.
Когда вдали показалась точка отправки, она удивлённо воскликнула:
– Станция!
Я прыснул. Девчонка девчонкой! Совсем не похожа на ту, которая валялась избитой на снегу и дерзко на меня пялилась, на ту, которая за несколько месяцев тут так ни с кем и не нашла общего языка.
Через лес тянулись только одни железнодорожные пути, и о том, что это остановка напоминала лишь платформа из плит и покосившаяся табличка с названием, половину которой съела ржа.
Я заволок велосипед на платформу.
– Мы поедем на поезде?
«Как маленькая!» – снова фыркнул я, услышав её голос. Хмурая девушка, молчавшая почти всё время с момента охоты, внезапно сменила амплуа.
– Да, – усмехнулся я невольно, протягивая ей руку, чтобы помочь залезть на платформу. – Ненадолго.
Руки моей она не взяла, залезла сама. Умора просто! «Сильная и независимая».
Когда прибыла электричка, я загрузил велик в тамбур. А она тем же тоном, что и раньше, поинтересовалась у меня, стоя на платформе:
– А как же билеты?
Такая серьёзная, такая правильная: дитя и только. Я снова не сдержал смеха.
– Ты видишь кассу где-то?
Обескураженная, она выглядела невероятно забавно.
– Остаёшься? – поинтересовался я у неё, стоя в тамбуре.
Двери зашипели, она рванулась вверх по ступеням. Это было так забавно, что я расхохотался.
В тот день я много смеялся.
Мы ехали в тамбуре молча, прислонившись по разные стенки. Мерный стук колес, тёплый солнечный свет, мелькающий из-за деревьев, пылинки, летающие в солнечном луче. Я поймал себя на мысли, что в душном и тесном тамбуре было очень уютно.
Перегоны были короткими, несмотря на то, что направление непопулярное. Однако доехать до места назначения всё равно не довелось. В тот день вообще все шло не по плану.
– Контролеры, – объявил я больше чтоб понаблюдать за тем, как она оглянется. Оглянулась она презабавно: как испуганная ворона – с подскоком.
С велосипедом перебежать не получится, а денег на билет я не взял. В другое время нарушение плана меня бы раздосадовало, но в тот день меня это даже развеселило: почему бы и не сойти чёрт знает где? В конце концов, у нас есть транспорт.
Ещё веселее было наблюдать, как дёргается она: хотя, казалось бы, в её жизни уж были вещи пострашнее, чем нарушение правил проезда в электропоездах. Контролеры открыли двери в тамбур в одно время с дверями на улицу: она выскочила в ту же секунду.
«Что за девчонка!».
– Садись, – просмеявшись, я снова оседлал велосипед. – Дальше своим ходом.
Леса тут уже не было, и мы катились по проселочной дороге мимо полей. Томно пахло гречихой и теплой пылью. От края до края, насколько было видно, голубело небо.
Я такое в последний раз видел в детстве.
На место, куда я изначально направлялся, мы бы не доехали, но посреди полей попадались те, что оставляли «отдыхать». Там можно было найти лекарственные дикоросы: за ними меня отправила, как ни странно, Анна.
Я объяснил Крушине, что нужно делать, и мы разбрелись по разные стороны поля. Мне самому собирать травы было не очень-то интересно, гораздо интереснее было наблюдать, как она, воодушевленная, шагала по пояс в траве, как поворачивала букет трав в руке, складывая траву каждого вида отдельно, как перекусывала стебель, не сумев сломить. Она выглядела счастливой – такой доселе её мне видеть не доводилось.
Она настолько ушла в себя, что ни разу на меня не оглянулась. На базе она только этим и занималась.
Солнце спустилось низко к горизонту, комары начали одолевать. Что назад нам сегодня не успеть было ясно, как день, но и это отклонение меня веселило.
– Закругляйся, – позвал я её: еле доорался. И продолжил, когда она пробилась по мне сквозь траву: – Скоро стемнеет, а нам еще нужно найти ночлег.
На эту бурю эмоций я и рассчитывал: смятение, смущение и восторг.
– Что? Мы ночуем здесь?
– Поезда уже не ходят, так что нужно найти, где преклонить голову хотя бы до утра.
Еще большее смятение, смущение и озадаченность. Просто отпад!
– Это из-за меня, да? – потупилась она, убирая травы в приготовленную мной сумку. – Если бы не я, ты был бы без велосипеда, успел бы на поезд, тебе не пришлось бы выходить раньше…
Вина. И почему я так рад этим эмоциям?
– Пошли, – ответил я как можно нейтральнее: я намерен ещё понаслаждаться этим спектаклем. – Иначе комары съедят.
К дачному посёлку мы подкатили в сумерках. Было лето и нужно было угадать, какой домик с дачниками, а какой нет: нарваться на хозяев будет неприятно. Такой великолепный день, полный веселых приключений, не хотелось омрачать.
Я выбрал один из участков с краю, у входа в который была высокая трава.
– Давай сюда.
Участок был неухожен: его покрывали заросли высокой травы с белыми цветами. Подняв велосипед над головой, я пробирался, стараясь не слишком примять траву. Аромат этих цветов был плотным и пьянил сладостью.
– Какой высокий донник!
Я оглянулся на восхищенный возглас Крушины. Мне трава была по грудь, её скрывала почти по плечи. Из-за приподнятого ли настроения, или потому что были сумерки, но, честно признаться, ни до, ни после того момента я не видел ничего прекраснее.
Пристроив
