показать».
К началу процесса по «делу ста девяноста трех» в октябре жандармы допросили 4 тыс. свидетелей и подозреваемых. Никогда ранее судебное расследование не тянулось так долго — впервые перед судом предстало такое количество обвиняемых. Весь мир пристально следил за ходом процесса, и власти понимали, что решения суда должны отразить позицию правительства, которое, несмотря на угрозу своей безопасности, действует справедливо и в соответствии с законом, осознавая всю полноту своей ответственности.
Чтобы сам ход дела не получил слишком широкой огласки, Пален умышленно выбрал помещение, с трудом вмещавшее подсудимых, свидетелей, адвокатов, жандармов и судебных чиновников, отклонив просьбы адвокатов перенести заседания в более просторное помещение, в котором могли разместиться публика и представители прессы. Тем не менее некоторым журналистам было разрешено присутствовать на суде, но единственной разрешенной публикацией о процессе был официальный отчет в «Правительственном вестнике».
Прокурор В.А. Желиковский представил суду показания свидетелей и факты, подтверждающие обоснованность выдвинутых обвинений. Кроме того, он пытался убедить суд, что «нелегальное общество», с которым якобы были связаны подсудимые и которое организовало «хождение в народ», представляло собой «заговор против правительства». Адвокаты в свою очередь утверждали, что их подзащитные всего лишь хотели улучшить положение крестьян, а предположения об их принадлежности к нелегальному обществу и тем более об их участии в заговоре совершенно необоснованны.
23 января 1878 г. суд объявил свой приговор. На этот раз почти половина подсудимых была оправдана (90 человек из 190 оставшихся в живых). По сравнению с результатами «дела пятидесяти» одни приговоры были более суровыми, другие — менее. Народников, обвинявшихся в организации нелегального общества, приговорили к десяти годам каторги. Тех, кого обвиняли в принадлежности к нелегальному обществу (61 человек), в знании о существовании общества и сокрытии этого факта в тайне (2 человека), в распространении литературы, призывающей к восстанию (29 человек), сокрытии в тайне факта распространения нелегальной литературы (3 человека), в хранении нелегальной литературы (26 человек), а также лиц, которым были предъявлены другие обвинения (8 человек), приговорили к тюремному заключению, каторге или ссылке на срок от нескольких дней до нескольких лет в зависимости от состава преступления.
Сотрудникам Третьего отделения, как свидетельствуют данные внутреннего опроса, результаты судебного процесса представлялись «плачевными». Предварительное следствие не только «не восполнило недомолвки на дознании», но и «ухудшило внутреннее содержание дела». Другими словами, они полагали, что жандармы собрали достаточно улик для вынесения приговора, однако следователи не только забраковали многие свидетельства, но и во многом исказили и переиначили те сведения, которые были представлены прокурору.
Учитывая названные моменты, сотрудники Третьего отделения советовали не прибегать к судебному расследованию на начальной стадии рассмотрения дел политического свойства; в этом случае тот, кому предстояло решать дальнейшую судьбу задержанных, имел возможность рассмотреть все улики, собранные жандармами. Вопрос о юридической силе этих улик был весьма спорным. Остался невысказанным следующий очевидный факт: администрация регулярно основывала свои приговоры на такого рода уликах, а для судов такие улики были неприемлемы.
Чиновники Третьего отделения никак не прокомментировали тот ущерб, который нанесли репутации правительства недавние судебные процессы. Его можно было избежать, если бы приговоры арестованному выносились сразу после закрытого рассмотрения дела, без предания его огласке. Все прекрасно понимали связь между двумя событиями: публичным объявлением приговоров по делу народников и покушением на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова, предпринятым молодой террористкой на следующий день — 24 января 1878 г.
Связь эта очевидна — недаром Вера Засулич и другие радикалы утверждали, что процесс по делу народников и его последствия вызвали общественную неприязнь к правительству и сочувствие к его противникам. Засулич обвиняла Трепова в бесчеловечности. Отдавая распоряжение наказать заключенного, градоначальник прекрасно знал, какое негодование испытывала общественность по поводу печальной судьбы народников, не переживших нескольких лет тюрьмы.
Засулич выстрелила в Трепова при свидетелях в приемной его кабинета, и ее сразу же схватили. Когда пришло время формулировать обвинение, чиновники столкнулись с проблемой выбора: обвинить Засулич в попытке убийства или приписать ей политическое преступление. После бурной реакции общественности на «дело ста девяноста трех» было решено избегать политических дел в суде, и Засулич обвинили в уголовном преступлении.
Это означало, что слушание дела состоится не в Особом присутствии Правительствующего сената, а в окружном суде Петербурга. Судьбу Засулич должен был решать суд присяжных, но чиновники не сомневались в вынесении обвинительного приговора. Поэтому было решено придать делу широкую огласку. Считалось, что такое отвратительное преступление дискредитирует революционное движение в целом. В истории империи не было более сенсационного судебного процесса. Зал суда был переполнен (присутствовало много представителей высших классов), более полутора тысяч студентов собрались на улице, чтобы выразить свою солидарность с Засулич. Когда слово предоставили адвокату Засулич, ему удалось обойти прокурора и заговорить о политике.
Доказывая невиновность Засулич, защитник обвинил Трепова в провокации. Этот высокопоставленный чиновник приказал выпороть революционера Боголюбова; совершенно естественно, что такой бесчеловечный поступок вызвал в Засулич справедливый гнев и негодование, которые оказались сильнее здравого смысла, и она решила убить Трепова. Виновата не она, а царский чиновник. Пресса подробно комментировала все, что происходило в суде, репортеры сидели в зале и записывали каждое выступление.
Суд присяжных, состоявший из мелких чиновников и служащих, согласился с мнением защитника и 31 марта 1878 г. оправдал Засулич, что вызвало громкие аплодисменты всего зала. В тот день жандармы не могли повторно арестовать Засулич без письменного распоряжения царя (только император отменял приговоры суда), ей удалось выйти из зала суда, и ее тотчас окружили восторженные единомышленники. Получив необходимые бумаги, жандармы настигли Засулич у здания тюрьмы, где оставались ее вещи, но друзья помогли революционерке скрыться от жандармов и вскоре сбежать в Швейцарию.
Через три дня после того, как суд присяжных публично скомпрометировал правительство, Александр II созвал Комитет министров, чтобы обсудить положение и решить, что делать дальше. Военный министр Милютин позднее вспоминал неожиданное заявление Палена при обсуждении политических дел, что правительство нуждается в судьях, которые готовы действовать «по приказанию начальства». Другими словами, он призывал правительство отказаться от независимых судов с их судьями и присяжными.
II
Разрабатывая стратегию борьбы с политическими врагами, царь в июле 1878 г. созвал Особое совещание, состоявшее из министра юстиции, помощника министра внутренних дел и начальника Третьего отделения генерала Николая Владимировича Мезенцова. Мезенцов говорил о необходимости расширения штата секретных агентов, считая, что лучший способ борьбы с революционерами состоит в проникновении в их группы, особенно в таких городах, как Харьков, Одесса и Киев. Агенты смогут опознать заговорщиков и раскрыть их планы; кроме того, если удастся войти к ним в доверие, можно попробовать спровоцировать революционеров на
