этой стране, крайне бедной, установилась демократия, уже трижды прошли президентские выборы (все три раза бывшая марксистская партия побеждала на них кандидатуру бывшего лидера герильи). Развивается экономика страны; активно, в особенности благодаря программе DREAM Общины святого Эгидия, ведется лечение СПИДа. Это история обретенного гражданского мира. История экономического развития, быстрого перехода от коллективизма и государственного контроля к свободному рынку; а также история сотрудничества, на самых разных уровнях, европейцев и африканцев, а также самих африканцев друг с другом.
Уже с десяток лет, с тех пор как Европа погрузилась в проблемы своей восточной части, в канцеляриях и на международных форумах повторяется лозунг: «Африка для африканцев». Это калька с доктрины Монро (Monroe), исключившей всякое неамериканское вмешательство в дела Латинской Америки. Доктрина эта имела целью убедить европейцев, что американский континент является исключительной зоной влияния Соединенных Штатов. Но для Африки лозунг этот имеет иное значение. Прикрываясь политкорректностью, он оправдывает бездействие и отсутствие политики привлечения инвестиций.
Как уже говорилось, Европа, потеряв свое имперское сознание, так и не научилась по-новому представлять свое присутствие в Африке. Солидарность с третьим миром кончилась. Содействие развитию погрязло в бюджетных сложностях. Богатые страны мало на него тратят, всего 0,25 % ВВП: Соединенные Штаты 0,16 %, Япония 0,19 %. Италия в 2004 году предложила помощи только на 0,15
% ВВП, скатившись на десятое место (по абсолютным показателям), уступив всем странам Большой Семерки, а также Испании, Швеции и Голландии.
Остается заинтересованность гражданского общества, например, христианских кругов, и не стоит недооценивать значительность этого явления. С конца шестидесятых годов католическая Церковь стала рассматривать отношения между Севером и Югом мира как «новый социальный вопрос», заменивший пролетариат как внутреннюю социальную проблему капиталистических обществ.
Католическая Церковь остается, возможно, самой важной организацией, связывающей Африку с остальным миром, благодаря не только своей гуманитарной помощи, но и включению африканских католиков в широкое международное сообщество. Но и левые европейские политические круги сделали Африку испытательным стендом международной политики и ее нравственности.
На африканском горизонте появляются другие, неевропейские, игроки. Китай полностью отказался от того воинственного вида, с каким он поддерживал революционные движения и государства. Торговый обмен Африки с Китаем за последние пять лет утроился; это связано и с китайской потребностью в нефти (30 % китайской сырой нефти из Африки), а также в древесине и минералах. Сегодня в 49 африканских государствах, независимо от их политических режимов, действуют 700 китайских кампаний. Китайско-африканские торговые связи растут с головокружительной быстротой: с 2002 до 2003 года на 50 %, а за следующий год на 60 %. С 2003 года в центральной и западной Африке Китай перегнал Соединенные Штаты и Великобританию как страна-поставщик. Слишком рано еще говорить о новой холодной войне на черном континенте, но конкуренция идет жесточайшая.
Соединенные Штаты внимательны к Африке с экономической точки зрения. Деятельность Пола Вулфовица (Paul Wolfowitz) на посту президента Всемирного Банка (организации, содействующей развитию Африки) стала выражением интереса Вашингтона к африканскому континенту. Африка — не исключительно европейское поле влияния; более того, она имеет все меньше связей с Европой. Но Европа отошла первой и не разработала своего видения положения в Африке. Ее политика колеблется между моральными порывами и реализмом, между вспышками интереса и безразличием.
Однако от стабильности Африки зависит безопасность Европы. Возможно, те, кто мыслит будущее только в границах Европы, сочтут это утверждение лишь маскировкой наивного благодушия. Но это не так. В современном мире ни один континент не может представлять себя изолированным от других. Безопасность Америки тоже зависит от Ближнего Востока. Европа не может считать себя изолированной, она по природе своей проницаемая и имеет многочисленные связи. Не будет мира Европе, если нет мира у Африки.
Нужно дерзновение долгосрочного видения, способного увидеть ценность общей истории и множества связующих нитей. Для Европы Африка — 1,8 % ее международной торговли и 1 % зарубежных инвестиций. Президент Республики Италия Карло Адзе- лио Чампи (Carlo Azeglio Ciampi) по случаю Дня Африки 2001 года заявил: «Перед нами стоит эпохальная задача: прочно и на долгие годы связать будущее Африки с Европой». Итальянская политика не услышала этих слов. В Великобритании, стране, переосмыслившей свое положение в Африке, премьер-министр Блэр (Blair) учредил министерство международного сотрудничества и объявил Африку главной темой встречи Большой Восьмерки в Лондоне в июле 2005 года, омраченной лондонскими терактами. Стремление связать Африку и Европу выражает одновременно нравственность политики и реализм взгляда в будущее.
После войны, в 1948 году, великий французский мыслитель Эммануэль Мунье (Emmanuel Mounier), писал молодым африканцам: «Евроафриканская цивилизация, пионерами которой вы являетесь, не обрела еще своих структур…». Можно ли говорить о ев- роафриканском мире? Еврафрика может стать тем горизонтом, в котором европейцы и африканцы смотрят в будущее. Геополитика уже говорила о Еврафрике. В 1934 году о ней писал, в перспективе фашистского экспансионизма, Паоло д'Агостино Орсини ди Камерота (Paolo d'Agostino Orsini di Camerota). Он же в 1957 году пересмотрел свои представления, исходя из Римского договора о создании ЕЭС (Европейского Экономического Сообщества), которое считал евроафриканским, поскольку оно включало в себя различные регионы Африки. Антон Цишка (Anton Zischka) в книге под названием «Африка» в пятидесятые годы называл работу для этого континента «первой единой задачей Европы».
Впрочем, Европейское Сообщество с самого начала ясно ставило перед собой проблему Африки. Де Голль (De Gaulle), выступавший за создание франко-африканского сообщества, выдвинул идею Еврафрики по-французски, введя африканских представителей во французские государственные учреждения. Но его постройка рухнула под напором духа независимости и из-за слабого желания французов делить власть с африканцами. Когда сегодня говорят о Еврафрике, речь не о том, чтобы копаться в старых построениях, но об общем пространстве, где европейские и африканские страны были бы связаны в единую систему. Вчера для этого не хватало свободы — у африканских стран, естественно — сегодня она есть.
Однако, говоря о Еврафрике, я имею в виду не политическую постройку, но взгляд и систему, где было бы место для различных европейских и африканских национальных идентичностей. Еврафри- ка призвана быть не только политикой, но и совокупностью идей и чувств двух континентов, открывающих свою близость. Президент Сенегала Леопольд Сенгор (Senghor) выдвинул идею Евраф- рики в те же годы, что и Мунье.
Сенгор, поэт и литератор, а не только политик, автор идеи негри- тюд — типичное выражение метисации франко-европейской и африканской культуры. Он писал о Еврафрике в поэтических тонах: «Два континента противоположны, как мужчина и женщина, и потому дополняют друг друга». Для него Еврафрика воплощалась прежде всего в культуре. Вообще африканские писатели — и это явное проявление метисации
