Константин Минаков
Дурное начало
Глава 1
«Совпадения?»
Посреди безбрежности тени. Среди клубящейся туманной массы, рассекаемой вспышками беззвучных разрядов. Искаженное эхо…
— Дар преподнесен. Таренс, вырванные из томления в застенках. Полные боли. Полные мыслей. Памяти и мире. Сочащиеся отчаянием. Пронизанные тонкими прожилками тоски. Сделка закрыта. Ма халани. Сулевин гхилана ханин. К исключительному. К тому, что пока отсутствует. Что превыше иных сокровищ. К проблеску уникальности в океане серости.
— М-м-м… Вижу. Жжет, гложет изнутри естество. Враг, как виддав-бас, но непримиримый, не устающий, побуждающий гнаться за ускользающим. Пожирающий осторожность и терпение. Рвущий на части внимательность. Прежде следует понять. Исключительность — не место, ни вещь, даже не суть. Только состояние. Будто яркая нить в полотне херах. Зыбкая, переходящая. Тысячи жизней одна за другой, многие сразу, формируют шанс единственному мгновению обрести исключительность. Для подобной работы усердие превыше иных добродетелей.
— Пустые смыслы? Цена уплачена! Сотканный из слов сефенеран бесполезен. Мэлана… Временем жизней свободно разбрасываются слабые, беспомощные и сознательно игнорирующие пути сильных.
— Истинно. Сильный берет то, что есть. Мудрый строит собственное. Что ж… Появится иная тропа к нужному. Окольная, узкая, не лишенная ловушек и скользких мест. Исключительность можно украсть. Хитрость и смелость послужат защитой, а собранная с жатвы сила послужит оружием. Почувствуй и запомни тот единственный момент, за которым начинается путь к желаемому. И страж на том пути достоин награды. На мэлана сахлин.
— Хитро и опасно. Момент близко… Слишком близко, Бесформенный!
— Херах содержит ценность, когда того меньше, чем нужно. Это дар. Ненужное множество отныне немногочисленное сокровище, крупица за крупицей, растущее в стоимости…
* * *
Девушка медленно открыла глаза, фокусируясь на раскинувшейся впереди картине. Возвышенность. Убегающее вдаль разнотравье, характерное для безлюдных пространств Коркари, скоро скрывалось из виду, уходя вниз. А дальше взгляд терялся в необъятном ландшафте старых покатых холмов, сверху донизу покрытых древним хвойным лесом, то тут, то там испещренных проплешинами полян с торчащими в небо обломками деревьев. Такие раны оставляли пожары и неистовые зимние ветра. Но с приходом весны те затягивались свежей зеленью.
Взгляд девушки с минуту бесцельно бродил среди диких, первозданных изгибов, прежде чем зацепился за знакомый ориентир. В глазах вспыхнуло узнавание. Пара стремительных движений зрачков — от приметной глыбы к памятному оврагу, затем дальше. И вот изящные темные брови поползли вверх. Из-за дальнего холма на линии горизонта, вяло поднималось пять-шесть столбов молочного дыма. Верный признак лесного пожара. Но набрать полную силу тому не суждено. Слишком близко подступила осень. Тяжелые кучевые облака, ползущие на запад задевая вершины холмов, каждую вторую ночь обрушивались вниз холодным проливным дождем.
Легкий прохладный ветерок нес дыхание мокрого леса и лениво шевелил свободные локоны цвета вороного крыла, собранные в тугую прическу. Девушка нахмурилась — в направлении дыма располагался дом. Но память подводила, не делясь ни единым фактом за последние сутки. Вместо тех присутствовала уверенность — возвращаться некуда.
Женское тело подстыло и одеревенело, первое же дерганое движение отдалось болью. Продолжительный отдых на студеной земле, отдающей влагой, спиной к гладкой стене из серых базальтовых блоков — не сулил путнику ни здоровья, ни доброго настроения. С кряхтением поднявшись, девушка осмотрелась. Стена, находившаяся позади, поднималась на три или четыре метра, прежде чем обрывалась обломками. Составлявшие ту некогда камни усеивали землю, погружаясь в травяной покров уже не первое десятилетие. И никакой иной растительности окрест.
Помимо замысловатой прически, на девушке присутствовали грубо сшитые из лоскутов выделанной кожи штаны и мягкие бесшумные сапоги из оленьих шкур. Плотная вязаная безрукавка из теплой шерсти с капюшоном и на левом плече — пучок черных перьев южного ворона. Перья привлекали взгляд размером, размах крыльев носившей те некогда птицы достигал полутора метров. Из нижней одежды — льняная рубаха на голое тело с закатанными рукавами, едва очерчивающая грудь, не требующую никакой поддержки. Из украшений глаз цеплялся за повязку на левом плече. Грубая кожа с искусно вырезанным орнаментом. Череп, переплетенный с завитками, символизирующими ветер или корни. Старое ожерелье из потускневших металлических сегментов. Шнурок с амулетом, умело вырезанным из кости и с грубо ограненным гранатом. Пять погнутых железных колец, вплетенных в короткую косичку у левого уха. Мочки ушей, не сильно растянутые кольцами из потемневшего серебра. На безымянном пальце правой руки неприметно пряталось кольцо — полоска исцарапанного золота.
Подхватив с земли прочный дубовый посох, длиною метра два, девушка двинулась вдоль стены, осторожно прикасаясь к поверхности свободной рукой и пытаясь вспомнить — что это за место. Вскоре стена оборвалась грудой обломков и проломом до уровня почвы, открыв вид внутрь. Некогда форпост с единственной дозорной башней. Каждый сохранившийся элемент содержал почерк имперской архитектуры периода стремительного расширения. Рубленые ровные линии. Декоративные арки, голая функциональность без украшений и исключительная прочность. Едва улавливались следы поздних построек, характерных для Ферелдена столетней давности. Время и суровый климат стерли четыре пятых повторных попыток использовать укрепления.
Пробравшись внутрь, девушка огляделась. И начала проворно взбираться на остатки стены, дабы осмотреть руины сверху. Память без запинки подсказывала, подобные форпосты расходились в глубину Коркари полукругом в день или два пути, имея единый центр — древнюю крепость Остагар. Но только кости одного единственного пережили минувшие зимы и гнев Хасиндов. Того самого, руины которого осматривали сверху цепкие глаза. О чем память умалчивала — почему девушка очнулась так далеко от дома и в этом конкретном месте, а не посреди привычного леса. Внезапно по лицу пробежала тень сомнения и свободная рука сама собой метнулась к поясу, к притороченной у бедра простоватой кожаной сумке. Из той торчали тонкие позеленевшие металлические тубы, запечатанные черным сургучом.
Вытаскивая один за другим, девушка внимательно изучила уцелевшую гравировку. Символы на старом Тевене, языке Империи, перемежались с архаичным шрифтом Ферелдена и геральдикой, характерно указывающей на древний орден Серых Стражей. Вместе с тем тут присутствовало и упоминание последнего уцелевшего государства гномов — Орзаммара, с символом неизвестного девушке Парагона. А также Круги Ферелдена в качестве ответвления Церкви. И, отдельно, Корпус Храмовников. Четыре тубуса оплетала символика Долийских кланов, хотя девушка знала только о трех, кочующих в пределах окружающих земель. Последний тубус отмечала геральдика королевского рода Ферелдена. Договора Серых Стражей о всеобъемлющей помощи действующему Командору страны
