— Мы попали в приемную семью, где было двенадцать детей, кривится он от своих неприятных воспоминаний. — На нас экономили, как могли. А государственные выплаты тратили на свои нужды.
Невозможно представить, что такое происходит в нашем городе. Но потом где-то далеко в памяти вытекает фраза брошенная Бардом девушкам «Да потом не смотрите мне в рот». Эти слова запечатлелись в моей голове, потому что тогда я не понимала их сути. Теперь все объясняется. Я смущаюсь от такого знания. Хочется провалиться через землю.
— Адам, я даже представить не могла… — пытаюсь оправдаться.
— Хватит, — он перебивает меня резким голосом и я умолкаю. — Об этом я говорить не собираюсь. Так сказал лишнего.
На последних словах он смягчается и мне кажется, что он корит себя за то, что открыл мне часть своей жизни.
В машине повисает удручающая тишина. Каждый погружен в свои мысли. Я пытаюсь справиться со своими эмоциями, хотя выходит это не очень. Нужно изменить тему, иначе есть риск, что мы не перекинемся ни словом.
Я смотрю в окно. Частные дома сменяют друг друга очень быстро. Мы почти приехали, а я так и ничего не узнала, чего хотела.
Провожу взглядом по салону. Машина достаточно новая, в хорошем состоянии. Над зеркалом заднего вида замечаю фотографию. На ней изображена молодая симпатичная девушка. Кто это? Его любимая? Странное неприятное чувство зарождается глубоко в середине. Ловлю себя на том, что мне не хочется смотреть на фото этой незнакомки.
— Нравится? — ловит мой взгляд Адам и искривляет губы в улыбке. — Красивая, правда?
— Мне безразлично, — пытаюсь говорить нейтрально, но голос подводит и срывается.
Чувствую на себе пронзительный и изучающий взгляд, от него сковывает все тело. Какая мне разница к его девушки?
— Это невеста моего коллеги, — этими словами Адам прорывает удручающую тишину.
— Зачем тебе ее фотография? — удивленно спрашиваю, чувствуя при этом облегчение.
— Это не моя машина, — признается и стреляет в меня довольным взглядом. — Он мне одолжил, — потом делает паузу и хмурится. — Моя сгорела возле пожарной части.
— Жалко, что так получилось. Ты знаешь, что произошло вчера? — рискую спросить.
— Я не уверен, — качает он головой.
— Но версии у тебя есть, — я утверждаю и Адам смотрит на меня быстрым взглядом.
— Давай, ты спросишь у своего парня. Думаю он знает гораздо больше, чем я, — более холодно отвечает и снова все его внимание на дороге.
Мне кажется, или он действительно при упоминании Дэнни разозлился? Может, они вчера поспорили?
— И спрошу, — злюсь на его реакцию. — Вот найду свой телефон и сразу ему позвоню. Поверни здесь на право.
Машина резко сворачивает на узкую улицу. Я жадно рассматриваю дома, отыскивая хоть какие-нибудь повреждения.
К счастью, наша улица цела.
— Вот тут останови.
Адам жмет на тормоза и выключает мотор. Мой дом на месте. Только сейчас я полностью успокаиваюсь.
— Спасибо, что подвез, — поворачиваюсь я в сторону Адама и чуть не врезаюсь в его голову.
Он склонился между сиденьями и я этого не заметила. Резко отстраняюсь и стараюсь не замечать, как его одеколон обволок мое лицо. Адам исправляется и протягивает мою сумку, которую он достал из заднего сиденья.
— Вот, забрал сегодня. Надеюсь, все на месте.
Я беру сумку и чувствую, как мои губы расплываются в улыбке. Адам каждый раз удивляет меня больше. Где же делась моя неприязнь и страх? Не знаю. Но сейчас я чувствую к нему теплоту и благодарность. За последние сутки он сделал для меня больше, чем нужно.
— Спасибо.
— Не за что. Прощай, возможно когда-нибудь еще встретимся, — слова звучат легко и обыденно.
— Я надеюсь на это.
Выходя из машины я все думаю о том, зачем я сказала, что надеюсь на встречу. Неужели я этого хочу?
Дверь дома заперта и мне приходится несколько минут искать в сумке ключи. Но когда я захожу внутрь, вихрь в виде моей мамы накидывается на меня.
— Дженифер. Наконец-то ты дома.
Она обнимает меня и нечаянно затрагивает повязку. От резкой боли я отстраняюсь и шиплю недовольно.
Мама осматривает мою голову и ахает от ужаса.
— И это ты называешь царапина? Как это случилось? — жалуется она.
— Когда подорвалась пожарная часть, меня зацепило взрывной волной, — неохотно признаюсь.
— Боже, ты же могла погибнуть, — охает мама и крепко меня обнимает, словно я куда-то могу деться.
— Но ведь я жива, — оставляю за собой оптимистическую ноту. — А где отец и Патрик?
— Отец в гараже, вырезает новые фигурки. Так он словно снимает стресс, — с долей сомнения говорит мама, отпуская меня из стальной хватки. — А Патрик спит. Вчера он так испугался, что всю ночь не мог уснуть. Грохот стоял по всему городу.
Еще немного поговорив с матерью, я иду в свою комнату прилечь. Травма дала о себе знать, я устала и глаза закрываются сами собой. Так что я даже не понимаю, когда засыпаю.
Глава 18
Когда я открываю глаза, такое ощущение словно мою голову раскололо на сотни мелких частиц. Боль вернулась и она настолько сильна, что вырывает меня из сна. В комнате довольно темно, значит я проспала до вечера. Недовольно стону и поднимаюсь на локте, прищуриваясь, чтобы меньше крутилось в глазах.
— Как твоя голова?
От неожиданности я вздрагиваю. На краю моей кровати сидит темный силуэт. Лица разглядеть не могу, но я очень хорошо знаю этот голос. Дэнни наклоняется поближе и тянет меня за руку, помогая сесть.
— Почему ты сидишь в темноте? — почему-то его присутствие смущает меня. Не знаю, как он сейчас ко мне относится, но по интонации ощутимо, что точно не злится. Неужели трагедия в городе спасла меня от неизбежной и грандиозной ссоры?
— Ты спала и я не хотел тебя беспокоить, — отвечает тихо.
— И давно здесь сидишь?
— Нет. Только что пришел. Твоя мама впустила меня, сказала, что ты целый день спишь. Извини, что не смог прийти раньше и что не забрал тебя домой от беженцев.
— Да ничего, меня Адам подвез.
Слова вылетают автоматически и когда я прикусываю язык уже поздно. Чувствую, как Дэнни на миг замирает и начинаю готовиться к бурной реакции. Но к удивлению он спокойно говорит:
— Ладно. В твоем состоянии ездить на такси небезопасно.
Я пододвигаюсь к Дэнни поближе и ловлю его за руку. Он в ответ сильно ее сжимает. Мой парень мрачен и взволнован. Я понимаю, что ему сейчас не до ревности. Есть проблемы и посерьезнее.
— На сколько все плохо? — осторожно спрашиваю.
