— Бывай, Наина, прости, если обидел. Не хотел, жизнь такая, — теперь Антоний выступил вперед, оглянулся, блеснул карими глазами. — Не вернусь, считай, ты отомщена…
— Больно мне надо тебе мстить. За удовольствие спасибо, может еще придешь ко мне, а я тебя не прогоню, — передернула плечами предводительница оборотней. — Посмотрим, как тебя Машка примет после всего. Вот увидишь, пока ты тут корячишься, она найдет себе премилого семинариста…
На этом Антоний расстался и с Наиной. Она долго стояла и смотрела на него, уходящего в лесную чащу, и ушла, дождавшись, когда он совсем исчезнет из вида.
А ведьмак вскоре вошел в туман, непростой, голубоватый, плотный и проникающий колючим холодом под кожу. Одежда на парне встала колом, волосы, брови и ресницы покрылись инеем. Казалось, туману этому не будет конца, что до смерти он заморозит смельчака, решившего покорить путь до священного дуба. Чтобы чем-то себя подбодрить, Антоний начал вспоминать рассказы отца об этом дереве. Так как сам старший ведьмак его не видел, он опирался на старые сведения, добытые у тех, кто якобы доходил до него. Дерево это мощное, ветвистое, стоит на поляне, окруженное…
Тишину и ход мыслей Антония прервал женский голос, скрипучий, как несмазанная петля в двери:
— Холодно тебе, парень? — Из тумана прямо на ведьмака вышла старуха, на ней был надет нелепый корсет и длинная цыганская юбка. Седые космы сосульками нависали на скуластое лицо с глубоко запавшими глазами. — Может выпьешь со мной? У меня самогон имеется…
— Прости, я не пью, — выговорил Антоний, начиная стучать зубами от холода. — Не подскажешь дорогу к священному дубу?
— Зачем тебе дуб? — подозрительно прищурилась старуха, подходя ближе к Антонию. Холод стал нестерпимым, в венах стыла кровь. Ведьмака клонило в сон. — Неужто не знаешь, что многие хотели к нему подойти, многие подходили, но не многие смогли уйти живыми…?
— Слышал, бабушка, слышал, — ответил Антоний, чтобы не заснуть он вспоминал дорогие ему моменты из прошлого. Детство, мать, которую они с отцом боготворили, братьев и их мелкие пакости, и все же это было счастливое теплое детство. — Мне нужно дойти и вернуться. Я обещал отцу и невесте…
— А чей ты сын будешь? — вопросительно щурилась старуха. — Я всех знаю тутошних, всех жду…
— Мой отец ведьмак Иван из Предгорного, мать Марина из Коляды, — улыбнулся парень потрескавшимися от мороза губами. — Она умерла много лет назад…
— Ведьмака знаю, Марина мне тоже известна, — сказала старуха, отойдя от ведьмака на некоторое расстояние. Вместе с ней, казалось, его отпустил и холод. — Любовь между ними была большая, мне тяжело было ее разбить. Ты, значится, счастливчик.
— А ты кто такая? — спросил Антоний. До него стало доходить, что видит он саму смерть. Вот она какая, не страшная вовсе, жалкая, древняя старуха в странных лохмотьях. — Смерть ты, я догадался, — прошептал он, — за мной пришла? Я не хочу помирать здесь один, слышишь? У меня планы, я девушку нашел, которая меня любит…
— Слышу, касатик, у всех планы есть, и нет им конца этим планам. Когда не приди, все планы, да отговорки, стонут, хватаются за воздух, проклинают… — разобиделась бабка в ответ. — Ну коли помирать не желаешь, заплати мне и иди дальше…
Что нужно смерти, кроме жизни? Да ничего. Это Антоний понимал хорошо, поэтому замолчал. Второй жизни у него, понятное дело, не было, предлагать чью-то жизнь взамен своей он не имел права, да и не хотел. Старуха противно захихикала, заглядывая ему в глаза:
— Чего молчишь? С вами всегда так, и сами помирать не хотят, и другим смерти перед смертью не желают. Ладно, ходила я к твоему отцу, Ивану из Предгорного. Он заплатил за тебя. Ступай, парень, и не печалься…
Антоний заплакал в голос, как плакал, когда умерла мать. Как и тогда, ему некого было стесняться, они с отцом вдвоем стояли сначала у ее постели, потом у могилы. Никто из родственников и соседей не пришел попрощаться с еще нестарой женщиной, умершей от мучительной болезни, которую не смог одолеть даже отец с его заговорами и травами.
Холод отступил, и туман развеялся. Заплаканному взору Антония предстала поляна, зеленая, будто на дворе хозяйничал май месяц.
На поляне рос дуб, тот самый, вечно зеленый, на его ветках реяло бесчисленное количество цветных ленточек, розовых, голубых, белых. Антоний без страха ступил на священную землю, теперь нельзя было оглядываться назад и жалеть себя, — отец умер за эти его шаги. Под ногами ведьмака тут же провалилась земля, удержался он лишь благодаря тому, что успел ухватиться руками за край бездны. Он повис, осторожно прощупывал пальцами то, за что держался, силился дернуться вверх всем телом, чтобы попытаться влезть на проклятую поляну. Не зря же отец заплатил смерти?
Антоний быстро глянув вниз и зажмурился. По его телу прошла дрожь, инстинктивная, неуправляемая разумом и мышцами. Он висел над разинутым ртом громадного монстра, похожего на черного дракона. Из темноты мигали красными огнями его хищные глаза. Усилием воли ведьмак заставил себя открыть глаза и смотреть не вниз, а вверх, туда, где возвышался дуб. Ленточки на нем по прежнему беззаботно трепались на ветру. Вздрогнув в очередном рывке, Антоний смог прижаться грудью к земле, в порыве надежды стал карабкаться дальше…
Земля под ним теперь не проваливалась, да и всякий страх перед чем-либо пропал, остались злость и кураж. Это толкало его вперед, заставляло хвататься за землю скрюченными напряженными пальцами, вырывать густую траву. Ведьмак фыркал, ругался все на свете и полз, а когда почти все его тело лежало на твердыне священной поляны, он уткнулся в нее лицом и замер, чувствуя, как его сердце подпрыгивает в груди.
Неизвестно столько времени прошло, наверное, он заснул. Разбудил его громкое карканье ворона, он кружил над ним, отбрасывая жирную тень.
— По мою душу прилетел, стервятник! — крикнул ему Антоний, встав на ноги и показав птице неприличный жест рукой. — Вот тебе, понял? Правильно Наина говорила, нужно идти напролом, так и будет. Бойтесь Антоний Крюкова, ему терять нечего!
Ворон, сделав круг над головой ведьмака, опустился на землю и, покачиваясь на тонких лапах, подошел к нему, поглядел на него черными бусинами глаз.
— Откуда Наину знаешь? — спросил ворон человеческим голосом. — Поди шашни с ней водил, и уговорила она тебя на сей тяжкий подвиг? Она женщина в самом соку, никогда не откажется от свежего мяса…
— А ты сам как будто бы знаешь ее с этой стороны? — заметил ведьмак, усмехнувшись. Он удивился с какой легкостью он завел «светскую» беседу с птицей на тему доступности Наины. — Было дело, но это в прошлом. Я другую люблю…
— Вишь ты, любит он! Сюда зачем явился, неужто Радон помер? — заинтересовался ворон, — почему я пропустил такую бомбическую весть…?
— Радон пока жив, но это ненадолго. Бесчинствует он, село спалил, отца и брата моих загубил, хотел изнасиловать мою девушку. Духовный авторитет из него никакой теперь, сам понимаешь, вороны мудрецы знатные! — Антоний, перечисляя эти события, то бледнел, то краснел, то дрожал и скрежетал зубами. — У меня к нему много счетов. Я хочу на его место, ворон!
