Я в изумлении раскрыла рот и распахнула пошире глаза, совершенно позабыв о том, что надо бы «держать лицо».
Послышался хриплый голос Марка за кадром.
— Я очень рад, малыш, что при виде моего члена твой ротик сам открывается.
Попытавшись сглотнуть несуществующую слюну в пересохшем горле, я неловко закашлялась.
— Скажи же мне что-нибудь, мисс Беккер.
— Рада Вас видеть, Марк Робертович. — пролепетала я.
— Действительно рада, Вика? Или это просто вежливые слова? — игривый хриплый тон профессора заманивал, подкупал и обезоруживал своей честностью.
Я хитро улыбнулась, направила камеру ниже пояса, села на бортик ванной и широко развела колени. Мне понравилось то, что я увидела. И, судя по тому, как громко выдохнул профессор, понравилось не мне одной.
— Ты прекрасна, детка. Такая нежная… такая розовая… такая сочная… — на каждый свой эпитет Марк сильнее сжимал свой кулак и резче водил им по члену.
Я аккуратно раздвинула тугие от прилившего возбуждения складочки и осторожно помассировала себя. Медленно. Демонстративно. Эротично. Томительно. Собирая влагу и растирая ее по бедрам. Красиво. Но нудно, правду говоря.
— Я хочу, чтобы ты была честной Вика. Мне не надо эротическое шоу, мне нужен твой оргазм. Реальный, бурный, откровенный. Ты ведь не ванильная фея, Вика. Ты любишь жестче, я вижу это. Поэтому завязывай с показательными выступлениями. Хочу настоящую тебя.
Его слова — чистый порок.
Я могла бы кончить, просто слушая откровения Горского, даже не прикасаясь к себе. Но он хочет видеть. Хочет знать.
Поэтому я перестаю думать о том, как все выглядит со стороны и удовлетворяю себя рукой именно так. Грубо. Сильно. Быстро. С нотками желанной острой боли. На грани между ласками и терзанием.
Сквозь шум в ушах, я слышу Марка и вижу, как его рука набирает скорость.
— Да, малыш! … Как же ты прекрасна! … Как я хочу вылизать тебя, девочка. Давай… вот так…
Не знаю, существуют ли на свете женщины, не кончившие бы от таких слов. Я явно не из их числа, потому что как только Марк высказал вслух намерение меня вылизать, мои мозг и тело сорвались в пучину наслаждения.
Закрыв глаза и едва не свалившись на пол от того, что вытянувшиеся носочки на стопах резко вдавились в дно ванной, я плыла по волнам, ослепленная яркими вспышками.
— Посмотри, что ты сделала, маленькая! — зарычал Марк, и я увидела, как массивная малиновая головка выстрелила на упругий живот.
— Я все еще помню твой вкус… — и это чистая правда.
— Никогда не позволю тебе его забыть, Вика. Ты — моя. Запомни это.
И отключился.
Ну что за невозможный мужчина!
Глава 20
Не смотря на то, что уснула глубоко за полночь, штудируя вдоль и поперек гребаную «Теорию макроэкономического равновесия», проснулась я бодрячком с первыми трелями будильника.
Нарядилась в обновочки, навела марафетик, выпила кофеечек… угостила Василечка швейцарскими шоколадными конфеточками, схватила сумочку и загрузилась с улыбочкой в машиночку, отправляясь в университетик…
То есть вы поняли, какое восхитительно-прекрасное настроение царило в душе, раз уж даже каждое слово, возникающее в моей голове, автоматически принимало уменьшительно-ласкательную форму.
Я готова обнять целый мир. Улыбаться прохожим. Горланить бессмысленные песни под радио. И пританцовывать даже под звуки мобильника.
Вася подозрительно косился полдороги, а потом, не выдержав блаженного сияния на моем лице, все же спросил, не употребляла ли я чего наркотического. Бесчувственная боевая машина! Что с него взять?! Такому роботу не объяснить, как окрыляет девушку любовь и оргазмы.
К университету подъехали ни свет, ни заря. Цербер припарковался и теперь сидит и вопросительно вздыхает. Пусть вздыхает. Унылая гора мышц. Даже твое хмурое скукоженное лицо не испортит мне настроение!
— Лицо попроще, Васенька. Человечка одного ждем, так что расслабься, охранничек мой дорогой. — блядь, это вообще лечится? Или все влюбленные думают и разговаривают, как идиоты?!
Мы простояли минут пятнадцать, пока на стоянку не въехал знакомый тонированный внедорожник, занявший личное парковочное место. Я оглянулась с целью понять, насколько людно сейчас на территории университета. Практически пусто. Настоящая удача.
Марк вышел из автомобиля, щелкнул брелоком и направился к центральному входу.
Нет, ну невозможно, чтобы день ото дня мужчина становился все красивее. Вот даже очки его уже не кажутся такими уродскими.
Как всегда, одет с иголочки. Темные брюки, светло-серый трикотажный пиджак, белая рубашка, галстук в горизонтальную полоску и поверх расстегнутое черное пальто до середины бедра. Ультрамодный, суперстильный… Как я раньше этого не замечала? Как могла считать Марка Робертовича Горского занудой???
Это же ходячий секс!
Огонь!
Нет, расплавленная магма!
Спешно вылезла из своего авто и быстрым шагом понеслась наперерез любимому профессору. Нас разделяли каких-то сто несчастных метров. Внезапно Марк остановился. Поднес к уху телефон. А затем произошло нечто невероятное.
С дикими воплями на чистейшем русском с разбега прямо в объятия МОЕГО Горского неслась вчерашняя красотка из кафе.
— Марк! Я беременна!
А Марк, мать его, Горский, подхватил брюнетку на руки и что, вы думаете, сказал?!
— Ну наконец-то, Гретхен! Я уж думал, этот день никогда не наступит!
Блядь.
ВОТ БЛЯДЬ!
Похоже, что первостепенная задача каждого в мире немца — как можно сильнее испортить мою жизнь!!!!
И знаете, больше ни одно слово в моей голове, принимающее уменьшительно-ласкательную форму, на самом деле НИХРЕНА НЕ ЛАСКАЛО.
Я резко развернулась на пятках и больно врезалась в твердую грудь охранника.
— Вася, блядь!!! — рявкнула я на цербера.
— Извините, — буркнул охранник и почтительно отступил в сторону.
— Домой. — скомандовала и дернула ручку авто, которая не поддавшись, лишь еще больше взбесила взвинченные нервы.
— Извините, Виктория Викторовна, не положено. У Вас по расписанию — лекция и консультация по макроэкономике.
— Вася, блядь! Если ты сейчас же не перестанешь меня бесить, клянусь, ты до конца своих дней будешь охранять только продукты в супермаркетах! — кажется, я перешла на ультразвук. — Открой эту долбаную дверь! НЕМЕДЛЕННО!
У цербера хватило ума больше со мной не спорить. Я села на пассажирское кресло, громко хлопнув пресловутой дверцей.
Козел Горский! Кобель горный!
