Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Но сильнее всего на Данилова подействовала такая картина. Когда Древцовой понадобились телефонная зарядка, она вытряхнула содержимое своей огромной, похожей на баул, сумки на стол, вытянула из кучи вещей и бумажек искомое, а затем сгребла кучу обратно в сумку. У человека, способного методично выстраивать и осуществлять коварные планы не могло быть ни такой сумки, ни таких манер.
Работала Древцова ответственно, без пофигизма, но немного заполошно — суетилась, по нескольку раз повторяла распоряжения для медсестер, пациентов осматривала подолгу, тоже с повторами. Уже и отойдет было от койки, а затем вернется и снова примется выслушивать легкие или пальпировать живот. Нет, если бы она строила какие-то козни, то спалилась бы сразу.
Вторая дежурная медсестра, Таня Муратова, тоже не представляла интереса для расследования, поскольку вышла на работу после отпуска по уходу за ребенком только в середине февраля. «Неинтересное какое-то дежурство, — с сожалением подумал Данилов после обеда. — Кроме Веры и заняться-то некем».
Подумал — и сглазил. Спустя несколько минут в зале заверещал монитор. Выскочив из ординаторской, Данилов увидел, что пациент Иголушкин выдал приступ наджелудочковой тахикардии[23] с частотой сто шестьдесят ударов в минуту. Давление он держал, а ширина желудочкового комплекса QRS на кардиограмме не была увеличена, поэтому Данилов решил купировать приступ при помощи верапамила, который в данном случае подходил идеально. Медсестра Вера заряжала шприц на глазах у Данилова, а затем сразу же начала вводить препарат в трубку капельницы, подсоединенной к «подключичке».[24]
— Медленно и до половины! — дважды повторил Данилов.
Пациентам с печеночной и почечной недостаточностью все препараты назначаются в уменьшенных дозировках, а в инструкции к верапамилу написано, что при этих состояниях его следует применять с осторожностью.
Введя половину раствора, Вера остановилась и посмотрела на Данилова. Данилов же смотрел на монитор, который вместо ста шестидесяти сокращений в минуту показывал уже сто восемнадцать.
— Еще половину от того, что осталось, так же медленно, — сказал Данилов.
Вообще-то опытной медсестре про медленное введение противоаритмического препарата можно было бы и не напоминать постоянно, но в отделении была особая ситуация и Данилов считал нужным дословно проговаривать все свои назначения вне зависимости от опытности исполнителей. Мало ли что? Вдруг какая-нибудь особо коварная медсестра начнет строить дурочку в стиле «а мне доктор не сказал».
Едва Вера возобновила введение препарата, как частота сердечных сокращений начала уменьшаться с катастрофической скоростью.
— Стоп! — скомандовал Данилов. — Кубик адреналина в вену!..
Монитор снова заверещал. Экран разделила надвое горизонтальная линия…
— Стимулятор!
Данилов стукнул кулаком по грудине пациента. Линия на мониторе продолжала оставаться ровной. Несколько лет назад «светлые умы» (кавычки неслучайны) отечественной реаниматологии пытались запретить удар по грудине в случае остановки сердца как опасный для жизни. Правильно нанесенный удар может быть опасен (и то, чисто теоретически) для пациента с бьющимся сердцем, которое от удара может остановиться. Но если сердце уже остановилось, правильный удар по грудине вреда не нанесет, а вот пользу принести может. Нужно только бить в определенное место и с определенной силой. Цель — не проломить грудную клетку, а вызвать сотрясение находящихся в ней органов. От подобной «встряски» сердце может «завестись».
Однако, не помогли ни удар, ни адреналин, ни наружная электрическая стимуляция сердца через два электрода, которые Данилов сначала наложил на грудину и левый бок Иголушкина, а затем, когда Древцова помогла приподнять пациента, переместил боковой электрод на спину. Спустя сорок минут после остановки сердца Данилов прекратил реанимационные мероприятия. Вообще-то их можно было прекратить и десятью минутами раньше, но всегда же бывает жаль своих трудов и кажется, что еще немного, еще чуть-чуть — и желаемый результат будет достигнут. Увы, не в этот раз.
— Отдохните немного, — сказала Древцова. — На вас лица нет.
— Спасибо, Лидия Васильевна, — ответил Данилов. — Мне действительно нужно пять минут для того, чтобы восстановиться.
На самом деле восстанавливаться не было никакой необходимости. Бывали в жизни случаи, когда приходилось реанимировать несколько пациентов подряд, без передышки или же заниматься двоими умирающими одновременно. Пять минут были нужны для умственной работы, от которой не хотелось отвлекаться — проанализировать все действия Веры и прокрутить в уме в замедленном режиме ход событий, пока эти события свежи в памяти, а также заглянуть в историю болезни, которую сам заполнил каких-то три часа назад. По логике вещей и всем правилам медицины сердце пациента Иголушкина не должно было остановиться от медленного внутривенного введения относительно небольшой дозы верапамила. Но был ли в ампуле верапамил?..
Незаметно для медсестер, снимавших с трупа электроды и катетеры, Данилов вытащил из металлического лотка, стоявшего на прикроватной тумбочке, пустую ампулу из-под верапамила и внимательно рассмотрел ее в ординаторской. Форма и размер ампулы ничем не отличались от хорошо знакомых Данилову ампул этого препарата и этикетка тоже была «родной», ровно наклеенной и абсолютно гладкой. Непохоже, чтобы ее переклеивали с одной ампулы на другую. На всякий случай Данилов потер этикетку смоченным в воде указательным пальцем. Палец не окрасился. Данилов взял на сестринском посту стерильную баночку для анализов, положил туда ампулу и спрятал баночку в свою сумку. Затем он пролистал историю болезни Иголушкина, словно пытался найти в ней то, чего сам не писал, посидел несколько минут в молчаливом оцепенении и начал описывать приступ наджелудочковой тахикардии и все, что за ним последовало. Писал быстро, но как-то отстраненно. Мозг составлял фразы и передавал команды рукам, но все это происходило где-то там, на задворках сознания, в котором пульсировал вопрос: «Почему?!!». Эта пульсация отозвалась болью в затылке, но сейчас Данилову было не до нее. Душа болела гораздо сильнее, нелогичность произошедшего невероятно угнетала, а перспектива предстоящего разговора с дочерью Иголушкина угнетала еще сильнее. Вроде бы и прав кругом, упрекнуть себя не в чем, но Иголушкин умер… Да, разумеется, прогноз у него был неблагоприятным, но прогноз прогнозом, а умер он в момент купирования приступа тахикардии… И купировал этот приступ Владимир Александрович Данилов, а не Александр Сергеевич Пушкин и не Михаил Афанасьевич Булгаков. Как говорил доцент Леденев с кафедры судебной медицины: «кто руку приложил, того и вина». Но почему?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
