Вот чего он не хотел говорить вслух, так это того, что на самом деле этим вечером больше всего на свете ему хотелось бы баранью отбивную с густо залитой маслом картошкой в мундире.
— Принесешь салат и бутылку? — спросила она.
Он заставил себя подняться из шезлонга — это несложное упражнение давалось ему все с большим и большим трудом. В свои шестьдесят пять, почти шестьдесят шесть, он начал подозревать, что ранний уход на пенсию преждевременно его состарил. Периодически возникали намерения совершать прогулки по холмам или заняться чем-то еще подвижным, например, боулингом или бальными танцами. Но в итоге он просто тихо наслаждался жизнью: ему нравилось сидеть и выпивать, пока все шло своим чередом. Он любил гулять, когда они приезжали в незнакомые города. Лучше нет способа все посмотреть. Но в последнее время их поездки на отдых становились все менее активными.
Он прошел мимо Амелии, которая выносила тарелки и приборы, слегка ущипнув ее обширную задницу под просторной хлопчатобумажной юбкой.
— Ну ладно, ладно, грязный ты старикашка, — усмехнулась она. — Кстати, что-то только что пикнуло.
— Это я говорю привет.
— Ха! Думаю, это твой компьютер.
— О! Значит, электронная почта пришла. Подожди пару минут.
Эд обнаружил ноутбук на столе в гостиной, рядом с богатой коллекцией накупленных Амелией журналов с фотографиями красивых домов и красивых людей. Он зацепился взглядом за ценник на одной из обложек. Шесть евро! Да за эти деньги можно целую книжку купить в мягкой обложке. Жена явно изо всех сил поддерживала индустрию женских глянцевых журналов.
Он вывел свой компьютер из спящего режима и открыл сообщение от своего соседа, Мэтта Хеннесси, по совместительству своего бухгалтера. И какого бухгалтера — поди найди такого!
Он прочел несколько строк, и на его губах заиграла улыбка.
— Так-так-так, ну и дела, — произнес он.
В кухне он увидел приготовленную Амелией бутылку кавы и два узких бокала рядом, но проигнорировал их и решительно направился к холодильнику.
Вот она. Бутылка шампанского, купленная в случайно обнаруженном маленьком винном магазине. В пять раз дороже кавы, но все равно вдвое дешевле, чем хорошее шампанское стоило бы в Ирландии.
— Кто бы мог подумать, — сказал он Амелии, когда та вопросительно подняла брови, и поставил бутылку в ведерко со льдом. — Кажется, нам есть что отметить.
Они старались тратить деньги осмотрительно. Богатство богатством, но они еще не настолько старые. Подобный образ жизни обходится недешево, поэтому в расходах важна осмотрительность. Конечно, если вспомнить, сколько она выбрасывает на журналы, можно в этом засомневаться…
С другой стороны, такое грех не отпраздновать.
Амелия зарделась, как девушка, когда он появился на балконе с бутылкой шампанского, раздвинув развевающиеся на ветру белые занавески, словно суперагент из старой рекламы шоколада.
— О-о-о, — сказала она. — Так мы сегодня празднуем?
— Еще как, — сказал он.
Ничего не говоря ей, он хлопнул пробкой, наполнил бокалы и поднес свой к носу, чтобы ощутить лопающиеся пузырьки и насладиться ароматом.
— М-м-м, — сказал он, словно заправский дегустатор. — Превосходное белое игристое.
— Эд Миллер, ты собираешься весь вечер держать интригу?
Эд улыбнулся. Глаза Амелии блестели в предвкушении, круглое лицо расплылось в широкой улыбке, хотя она еще ничего не знала.
— Письмо, которое я только что получил. Это от Мэтта Хеннесси. Интересуется, когда мы вернемся домой.
Улыбка на лице жены слегка померкла.
— Мы же это обсуждали, Эд. Разве мы сможем теперь вернуться — после всего, что произошло?
— Да, мы можем вернуться, дорогая. Хоть сейчас. Оливия Коллинз умерла, вчера нашли тело.
— О боже! — Амелия прижала руку к груди, так сильно забилось сердце. С трудом сдерживая ликование, она все же задала следующий вопрос:
— Он написал, что с ней случилось?
— Мэтт думает, что сердечный приступ или что-то вроде этого. Полиция пока ничего не знает.
Эд поднял бокал, чтобы чокнуться с женой. Он обожал сообщать ей хорошие новости. А знать все ей совершенно не обязательно.
— Мы поедем домой, дорогая.
— Поедем домой, — отозвалась она. И они звонко чокнулись и поднесли бокалы к губам, глядя друг другу в глаза, и никогда еще шампанское не казалось им столь восхитительным.
Джордж №6Вечером на Пустую Долину опустилась неестественная тишина.
Полицейские машины разъехались, а дом Оливии Коллинз окружили символическим ограждением: желтая лента у входной двери и еще одна у ворот, при въезде на участок.
Фиолетовые и белые левкои в ее саду по-прежнему наполняли воздух благоуханием, и казалось, ничего не изменилось. Но только на первый взгляд.
Джордж посмотрел через окно на дом напротив и вздрогнул.
Неужели он тоже когда-нибудь умрет в одиночестве, как Оливия? Внезапный разрыв аневризмы или падение и удар затылком о стеклянную столешницу, а потом труп будет одиноко валяться в этом доме несколько месяцев, пока не приедет полиция отскребать от пола шевелящуюся массу червей?
От отца он ничего не слышал уже… когда же он последний раз что-то слышал от великого Стю Ричмонда? Может, приходила открытка на Рождество?
Между ними никогда не было особой близости. Мать свою Джордж толком не помнил, она слишком рано умерла от рака легких, поэтому он тосковал не столько о реальном человеке, а, скорее, о некой общей идее матери.
Лили, когда он по-соседски поделился с ней своими переживаниями, посочувствовала, ведь ее родители тоже умерли от рака, но он не находил особенного сходства с ее потерей. Она действительно испытывала настоящую, искреннюю боль. А Джордж просто играл предписанную ему роль скорбящего сына, маленького мальчика, в четыре года оставшегося без мамы.
Его отец, на которого легли обязанности обоих родителей, решил эту проблему точно так же, как решал все остальные, — деньгами. Увы, единственной подходящей на роль воспитательницы женщиной на тот момент оказалась их домработница, и в результате Джордж оказался под опекой самой несклонной к материнству женщины на планете.
Джордж окончательно понял всю бесполезность Сьюзен, когда ему исполнилось десять.
Она (скорее всего, в точности исполняя указания Стю) организовала праздник в местном детском игровом центре и купила подарок Джорджу, как бы от отца — тот уехал в Амстердам, где его музыканты играли на каком-то уличном фестивале.
То ли ее по ошибке отправили не в тот отдел в магазине игрушек, то ли произошла случайность, но она удивительным образом купила Джорджу самый лучший и желанный подарок — тамагочи. Друзья охали и ахали, а преисполненный благодарности Джордж бросился обнимать Сьюзен.
