Книга Остров Веры - Эдуард Сребницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На выходе из заповедника дорога растворилась в траве. Сургон проследил, чтобы Алекс надел очки, и дальше они вдвоём какое-то время шли по пустырю, а потом по городским окраинам, застроенным пятиэтажными панельными домами. Сюда, как сообразил Алекс, он и Сургон приехали несколько дней назад из Екатеринбурга. Вскоре показалась и припаркованная «Шевроле-Нива». В автомобильном зеркальце Алекс впервые увидел свою изменённую внешность, оказавшуюся весьма забавной.
Машина, управляемая Сургоном, спустилась в долину и через полчаса движения по городу свернула к жилому району, напоминающему видом деревню.
Предваряла жилой район небольшая удивительной красоты церковь с красными стенами, бирюзово-голубой крышей и небесно-синими куполами, переплетёнными позолотой. Алекс попросил Сургона остановиться, и тот с явным неудовольствием удовлетворил его просьбу.
– Что это за храм? – спросил Алекс, выйдя из машины.
– Свято-Троицкая церковь, – нехотя отозвался Сургон. – Построена в девятнадцатом веке. В советское время оставалась единственным храмом города Миасса, все остальные разрушили большевики.
– Наверное, здесь бывали мои дедушка с бабушкой.
Сургон промолчал.
– Я зайду ненадолго, – сказал Алекс.
– Мы теряем время! – вспылил вдруг Сургон. – Я сумел выкроить день для поездки, а ты тратишь его впустую.
– Я зайду ненадолго, – повторил Алекс. – Ты составишь мне компанию?
– Нет, – отвернулся Сургон.
Миновав ограду, Алекс прошёл в церковь. Там было тихо и пахло горевшими свечами. Немногочисленные прихожане, в основном пожилого возраста, молились у икон и небольшого распятия Иисуса Христа, которое находилось слева от входа, и кажется, не являлось в храме основным местом для поклонений. Отсутствовали здесь и молитвенные скамейки. Зато сразу бросалась в глаза огромная, от стены до стены и от пола до потолка, расписанная иконами перегородка, отделяющая алтарь от остальной части помещения.
Не зная на чьё изображение следует молиться, Алекс перекрестился сначала у распятия, а затем у иконы Девы Марии. Витающий запах горящих свечей, первые минуты казавшийся излишне сильным, вскоре перестал замечаться, и сосредоточенно помолившись, Алекс испытал, как это иногда с ним бывало в храме, душевное просветление.
Сняв маскировочные очки и разглядывая иконы, Алекс прошёлся по церкви. Волнительно было думать о том, что здесь точно так же ходили когда-то его предки, жившие много лет назад или относительно недавно. А из предков в первую очередь, конечно, бабушка с дедушкой. Возможно, вон перед той иконой, где сейчас молится женщина в платочке, стояла Вера Холвишев, беременная дочерью Анной, а у изображения того святого с бородой осенял себя крестным знамением Борис. Алекс будто вновь ощутил рядом с собой незримое присутствие ушедших родственников, уловил ту пресловутую и едва различимую с ними связь, о которой говорил недавно с Таей. И более того – в какой-то момент вдруг представил себя таким же, как они, бесплотным духом, готовым занять среди них своё место.
Смущённый этим чувством, Алекс вышел из церкви. Ожидавший его Сургон всё ещё пребывал в раздражённом состоянии. Сказав, что машину они оставят здесь, а дальше отправятся пешком, Сургон зашагал в направлении домов, очевидно, и называвшихся в своём единстве районом «Америка».
– Ты никогда не ходишь в церковь? – спросил, нагоняя Сургона и пристраиваясь с ним рядом, Алекс.
– Нет, – ответил тот почти грубо.
– Не веришь в Бога?.. Извини, – тут Алекс понял, что вторгается в сокровенные темы, которые с посторонними обсуждать не принято, – отвечать не нужно.
Но Сургон и не думал молчать.
– Как же можно не верить во Всемогущего Бога, дающего жизнь, если Бог есть? – сказал он. – Я не верю в Христа и христианство.
Тут уже смолчал Алекс: тема была слишком щекотливой. Но Сургон продолжал.
– Про сомнительность истории, изложенной в Священном Писании, сказано более чем достаточно. Если даже отбросить путаницу и явные натяжки Евангелий, которые можно не заметить только очень желая этого, главный аргумент критики сведётся к следующему: при жизни Иисус всеми силами старается убедить окружающих, что он Божий сын. Доказательством тому должны были послужить его скорая смерть с последующим воскресением из мёртвых. И вот Иисуса за богохульство казнили, как строжайше и предписывали законы того времени. Он – умер. «А потом, как обещал, воскрес!» – объявили его ученики. «Воскрес? – не поверили окружающие. – Кто же видел его воскресшим?» «Мы видели», – сказали ученики. «А ещё кто?» Оказалось – никто, или, со слов одного из поздних последователей, видел и он, а также некие другие ученики, но сам последователь при том не присутствовал.
Сургон остановился и продолжал горячо говорить, дёргая при каждом слове приклеенной бородой:
– То есть ты понимаешь? Адепты нового учения предложили человечеству поверить им на слово, будто некий человек, умерев, воскрес по воле Божьей, а значит, и сам является Богом. Но как же человечество может поверить в это, если даже ближайшие ученики, апостолы, находясь рядом со своим учителем, неоднократно сомневались в нём? Казалось бы, если ты Бог, принёсший миру Новый Завет и убеждающий в том каждого встречного при жизни – явись этому миру после смерти, воскресшим, во всём могуществе, и положи раз и навсегда конец людским сомнениям и заблуждениям. Ведь людям свойственно сомневаться, они видели рядом с собой слишком много лжепророков. Но вместо ясного и недвусмысленного доказательства новая религия отговорилась сомнительными свидетельствами и, объявив их неоспоримыми, породила столько насилия, открыла шлюзы таким потокам крови и слёз, что евангельский завет «Возлюби ближнего своего» звучит на их фоне как издевательство.
– Насилие породил не Христос, а люди, – возразил Алекс.
– Да, да, люди, созданные по образу и подобию Божьему. И если таков Бог, чего же мы хотим от людей? – оплывшая сторона лица Сургона скривилась в усмешке. – И кстати, про создание по образу и подобию. Как авраамические религии, включая христианство, отвечают на самый, пожалуй, мучительный для человечества вопрос – вопрос о тяготах, сопровождающих человека на протяжении жизни: лишениях, страданиях, болезнях? Ведь каждый из нас гораздо более в жизни страдает, чем бывает счастлив. Вспомним Вольтера: «Счастье – это только сон, а горе – действительность». На протяжении многих и многих сотен лет, рыдая и посыпая головы пеплом, люди задаются неразрешимым для них вопросом: за что?! "А вот за что!" – говорят авраамические религии. Оказывается, страданиями и тяготами Бог наказал прародителей человечества Адама и Еву, изгоняя их из рая. За какое же такое ужасное прегрешение? А потому, что они, нарушив запрет, решились вкусить от Древа Познания. Но помилуйте! Ведь человечество только и занято тем, что, преодолевая запреты, добывает новые знания! Разве не в этом состоит суть человека? Разве не Бог создал его таким?! И разве не способностью познавать и осмысливать познанное отличается человек от других тварей? Это как ставить в вину человеку его способность разговаривать или любить. Но нет же – люди наказаны! И не только Адам и Ева, но и все последующие поколения, включая невинных детей, о слезах которых так сокрушался русский писатель Достоевский. Вот уж ни с чем не сравнимая жестокость! Но христианство говорит: это не жестокость Бога, а грех людей, первородный грех, искупать который пришёл Иисус. А я не признаю искупления, потому что не признаю такого греха! Слишком неубедительное объяснение! И к тому же, если Иисус искупил первородный грех, то почему люди продолжают страдать? Ах, есть очередное объяснение? Ну, так объяснения можно придумывать до бесконечности.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Остров Веры - Эдуард Сребницкий», после закрытия браузера.