- Что ты сделал? – щипаю его за плечо и от себя отталкиваю. Сама с освобождением справлюсь. В конце концов, я сильная и независимая. – Как? Как ты мог её потерять, дубина?
- Лишнее тому доказательство, что телкам нужны только деньги.
- Давай её продадим.
- Я тебя на органы продам. Положи на место!
И вот тут мне действительно стало плохо.
Одно дело - жить в квартире бомжа, но знать, что ты при этом можешь все себе позволить. Другое дело - не иметь совсем ничего. Что делать человеку, который привык ни в чем себе не отказывать?
Почему у меня нету свиньи-копилки, а есть просто свинья, которая мне жизнь усложняет?
- И что мы делать будем? – с надеждой в голосе спрашиваю у него, еще раз оглядывая комнату. – У меня даже на бензин денег нет.
- Не знаю, Пантера. Работать, наверно. Сколько там официанты получают?
- Без понятия. Но ты мне должен новые колготки.
Глава 21
Если забить на то, что я, как алкаш без места жительства, уснул на неудобном диване с кучей мусора рядом, то можно сказать, что утро выдалось идеальным. Правда, пришлось попотеть, таская на себе спящую задницу Никольской, но это так… Я не жалуюсь.
Прелести жизни.
Идея связать засранку пришла ко мне вовремя. Хрен знает, зачем я это сделал, но, черт возьми, с каким же трепетом я ждал её пробуждения. Ради её милого ора и угроз с проклятиями я готов каждое утро её колготками к батарее привязывать. Знаете, это все равно что йорка подразнить. Лая много, может даже цапнуть, но веселья-то больше.
Я специально из комнаты вышел, когда увидел, что Никольский с дочуркой поговорить хочет. Наврал с три короба, что бедная София устала на работе до такой степени, что отрубилась прямо на пороге, а мне, как верному рыцарю и коню одновременно, пришлось её до царского ложа донести. Похвалу заслужил, слова одобрения выслушал и на сытный обед - так уж и быть – согласился.
А еще меня заверили, что чета Гуляевых в гости не собиралась, поэтому, прощаясь, я уже был готов стартануть к Никольским.
На самом деле, я чертовски рад, что по крайней мере сегодня не встречусь с батей. Он мой отец, и вся остальная дребедень, да, но у меня и так башка раскалывается, чтобы еще он по ней своим половником стучал. Да и к тому же папаня Пантеры более сговорчивый. Уверен, до десерта нас уже помилуют и снимут все обвинения. Ну, а потом батьки пусть между собой разбираются. Не мое дело.
- Да-а, задница и правда шикарная. – Плечом опираюсь о дверной косяк, смотря, как Никольская стоит возле чемодана и будто молится на него. Жуткое зрелище, я вам скажу. Если бы не халат её, в котором она сейчас, я бы уже бежал из города сверкая пятками. А что еще думать, когда видишь девчонку, которая под нос себе что-то шепчет, смотря в одну точку? Ага, точно рогатого с копытами в гости зазывает.
- Гуляев, заткнись.
Да сколько можно?
- У меня шикарный зад. У меня. В этой квартире уже и похвастаться нельзя? Какие еще есть правила?
- Жить в этой квартире нельзя, – шипит она и как-то жалобно в глаза смотрит.
Эй, а я не крестная фея. Я не могу пентхаус взмахом своей палочки нафеячить.
- Никольская, соберись, – рявкаю, подходя к ней, чтобы чертов чемодан захлопнуть. – Я понятия не имею, как людей успокаивать, а тебя так особенно. Да и не привык, когда ты зависаешь и молчишь. Признаться честно, сейчас я тебя немного побаиваюсь. Страх для слабаков, а мы не слабые, поэтому покажи мне, где там у тебя кнопка активации режима стервы, и я её врублю.
Хочу её поддержать, но она меня прикончит, если хоть слово подбадривающее скажу. Примет все за жалость и пилочкой расчленит.
Я выхожу и закрываю за собой дверь, когда слышу, как Соня резвой барашкой забегала по комнате, периодически матерясь. Даже спрашивать не буду, кто здесь хороший мальчик. И так все понятно.
Когда она выходит из комнаты в обычных джинсах и какой-то безразмерной кофте, вместо того, чтобы подколоть её за мышиный вид, я хочу послать к чертям Никольского и его пересоленный ужин.
- У меня есть батон. Чем не еда?
«Ну, а на десерт я могу закусить и тобой», – добавляю про себя, направляясь к двери. Ну на фиг дома оставаться. У меня и так мозг, кажись, сварился, что дальше?
- Сын, судя по твоему лицу, я сразу понял, как ты рад меня видеть, – говорит батя, когда мы с Пантерой переступаем порог квартиры.
- Я счастлив, – кривлю физиономией, чувствуя, что у меня уже изжога началась. – Отец, вот честно, вы с дядь Федей друг без друга дышать не умеете?
Пользуясь случаем, пока никто не слышит, решаю расслабиться и, пока есть возможность, хотя бы разочек подколоть отца. Стоит сейчас кому-то появиться в зоне его видимости, и старик-приколист-отец превратится в праведника Александра, карающего дитя свое за мелкие проступки.
- В смысле?
- Чего вы все время вместе-то? Мама не ревнует? О-о, стоп, ревнует, поэтому всегда рядом с тобой?
Эх, эт я в долг стебусь. Зато потом, когда он включит свою любимую пластинку, будет не так паршиво её слушать. Можно сказать, отомстил заранее.
- Она всегда со мной, потому что любит.
И все? Ну, я так не играю. Скукота же.
- Бред. Мы с Никольской вон тоже рядом постоянно. И что?
- Вы единственное исключение из этого правила, – уже серьезно говорит отец, задирая нос к потолку. – И я очень надеюсь, что ничего не изменится. Мы ведь поняли друг друга?
Так-с.
Я идиот или батя сейчас реально подумал, что может контролировать мою ширинку?
Глава 22
Добрых минут так пятнадцать я была пленницей на кухне, рассказывая маме, как живется на чужбине.
- Сонечка. - Ага, дознавателей тут двое. В допросе активно принимала участие маман Евсея, которая тетя Света. – Расскажи, как прошел ваш первый рабочий день?
Вот зачем? Нормально же общались. Чего вздумалось по темам бегать?
- Как в аду. – И тут же добавляю, когда у мамы из рук выпала ложка, а у её подруги лицо немного позеленело: – В смысле жарко, но безумно интересно. Вам бы понравилось. Не хотите попробовать?
И что мы застыли? Значит, детей мучить можно, а самим шкурку рабочую надеть не хочется?
Смеяться необязательно. Я ничего смешного не сказала.
Совсем не удивлюсь, что мамы поддержали идиотскую идею своих мужей.
