С аэродрома мы поехали прямиком в РСХА, потому как Эрнст ни секунды не хотел медлить, когда речь шла о детальном докладе, который вёз сейчас в своём кейсе Генрих. Расчёты шефа РСХА оказались как всегда верны, и с Генрихом и Максом, почти в открытую следящими за «гостящими» в Швейцарии американцами, Шелленберг не решился идти на риск, и переговоры так и не состоялись.
Эрнст действительно всё как следует продумал, до самых ничтожных мелочей, этот хитрущий адвокат, обыгравший в собственной игре самого лучшего агента внешней разведки, Вальтера Шелленберга, которого никто никогда раньше не обыгрывал. Но самая главная партия только начиналась. Тщательно изучив доклад Генриха, время от времени помечая что-то для себя с загадочной полуулыбкой, Эрнст аккуратно сложил все бумаги вместе с фотографиями, что для него добыл Отто, и направился к выходу, бросив у самой двери:
— Я к рейхсфюреру. Пожелайте мне удачи.
— Чего он задумал? — Генрих прошептал свой вопрос, как только шеф РСХА закрыл за собой дверь.
— Поверь мне, даже я не знаю.
* * *
Мы с Генрихом выехали из здания РСХА как обычно в пять и направились домой. Я безумно страшилась этого момента, когда я наконец останусь с ним наедине. Ну и как мне было объявить своему мужу, что я жду чьего-то ещё ребёнка? У меня внутри всё переворачивалось, как только я представляла себе его возможную реакцию.
— Что-то не так? — конечно же, он сразу же заметил моё нервозное состояние.
Я сделала глубокий вдох.
— Генрих…
Я проигрывала этот разговор у себя в голове множество бессонных ночей. Я даже уже приготовила себя к тому полному презрения взгляду, что он наверняка на меня бросит, упакует чемодан и навсегда меня оставит. Я бы не стала его ни винить, ни уговаривать на этот раз; он и так был чересчур великодушен остаться с никуда не годной, неверной женой, но этого он мне никогда не простит. Ни один мужчина бы такого не простил.
— Да?
«Просто скажи, как есть. Чего тянуть время?» Я больно закусила губу, а затем едва слышно проговорила, набравшись-таки смелости:
— Я беременна.
Я не могла заставить себя поднять на него глаза. Он замолчал на какое-то время, затем сглотнул с трудом и наконец произнёс каким-то уставшим голосом:
— Значит, у нас будет ребёнок. Ну что ж… Ладно.
В тот момент я провалиться готова была со стыда и презрения к самой себе. Вот так, не долго думая, он принял решение вырастить чужого ребёнка. И что я такого хорошего сделала, чем заслужила такого ангела в мужья? И чего он сделал такого плохого, что заслужил меня в наказание?
— Генрих, прости, пожалуйста…
— Не надо. Я никогда больше не хочу об этом говорить.
Всю следующую неделю я проходила за ним по пятам, изо всех сил стараясь быть самой примерной женой, какую только можно пожелать. Я сама приносила ему кофе с бисквитами, когда он работал у себя в кабинете, сама чистила его форму и даже сапоги, передавала ему свежие газеты за завтраком и вскакивала, чтобы убавить радио каждый раз, когда он говорил по телефону. Сначала Генрих игнорировал все мои попытки к примирению, даже не глядя в мою сторону, когда я была рядом. Я не настаивала и оставляла его в покое, тихонько пристраиваясь где-нибудь неподалёку на тот случай, если ему что-то потребуется. Но в один прекрасный день он вдруг не сдержался и рассмеялся.
— Если бы мужчины только знали, насколько примерными станут их супруги, как наделают дел, они бы и вовсе перестали обращать внимание на их аферы, — сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд, всё ещё смеясь. — Думаю, надо мне будет написать Эрнсту благодарственную записку.
Я тоже улыбнулась, но уже по совсем другой причине: похоже, меня официально простили.
* * *
Когда тем утром я вошла в главный коридор, ведущий в приёмную Эрнста, я едва не столкнулась с весьма недовольным рейхсфюрером Гиммлером и его верным протеже, Вальтером Шелленбергом. Похоже было, что оба только что покинули кабинет шефа РСХА, хотя я и удивилась мысленно самому факту, что Эрнст вообще находился на рабочем месте так рано. Обычно он заявлялся не раньше одиннадцати, всё ещё зевая и требуя кофе сию же секунду; а иногда и вовсе без всякого зазрения совести укладывался подремать после ланча прямо за столом, потом тянулся минут пять как ленивый кот и только потом возвращался к работе.
Однажды мне пришлось его самой расталкивать, потому как свободных стульев для агентов, ожидающих приёма, уже не осталось. Он только потёр глаза тогда и одарил меня очаровательнейшей сонной улыбкой.
— Что? Я вообще не хотел, чтобы меня на этот пост назначали. Так чего ты так удивляешься отсутствию у меня какого бы то ни было рвения к работе?
Типичный Эрнст.
— Heil Hitler, герр рейхсфюрер! — я подняла руку в привычном салюте, в ответ на что Гиммлер только пробормотал что-то невнятное и проследовал к выходу. Шеф внешней разведки хотя бы выдавил из себя натянутую улыбку.
«Странно», — подумала я и направилась в приёмную. Как только я ступила через порог, Георг сообщил мне, что Эрнст ждал меня внутри, а как только я увидела хитро ухмыляющегося шефа РСХА, откупоривающего бутылку шампанского, я сразу сообразила, что его весёлость имела прямое отношение к не самому хорошему настроению Гиммлера.
— Закрой дверь и иди сюда.
Я сделала, как он мне велел и вопросительно на него взглянула.
— Что празднуем?
— Мы, моя дорогая, празднуем два замечательнейших события. Первое, как ты наверное уже знаешь, это то, что я скоро стану отцом. — Я бросила на него убийственный взгляд после этой его последней фразы, на что он изо всех сил постарался не расхохотаться. — И второе, которое заключается в том, что программа уничтожения была официально отменена сегодня после подписания особой директивы в этом самом кабинете.
С этими словами Эрнст открыл бутылку и наполнил наши бокалы искрящимся вином, пока я старалась переварить неожиданные новости.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно серьёзно, ненаглядная моя. — Он протянул мне бокал и поднял свой в тосте. — За вашего верного слугу, загадочного человека, стоящего за таинственным планом, и нового лучшего друга твоего народа.
Я сделала глоток, всё ещё пытаясь осмыслить, что же такого произошло в этом кабинете всего несколько минут назад.
— Это ты заставил его это подписать, не так ли?
Эрнст только ухмыльнулся в ответ.
— Как тебе это удалось?
Он по-прежнему ничего не отвечал, но я потихоньку начала складывать все кусочки мозаики в одну большую картину.
— Это ведь он искал переговоров с американцами, да? Это его Шелленберг всё это время представлял, верно ведь? — я шёпотом озвучила свою догадку, в то время как улыбка Эрнста становилась всё шире, словно в подтверждение моих слов. — Ты же не вздумал в открытую его шантажировать? О Боже, ты именно это и сделал, не так ли?
