— Ещё угрожал объявить сумасшедшей, — буркнула Тиль, решившая ничему больше не поражаться. — Или вообще…
— А вот это вряд ли, — тонко, но на удивление ядовито усмехнулась хозяйка. — Чтобы решиться на подобное, характер нужен. Да и слишком уж печётся драгоценный Амос о том, что общество скажет. Ну а пригрозить строптивой супруге само Небо велело. Почему вы на меня так смотрите?
— Нет-нет, ничего, — помотала головой Тиль, успевшая-таки проглотить: «Вам-то откуда знать?»
— Во-первых, я сама когда-то была замужем, — мистрис Мильда явно обладала даром ясновидения. — А, во-вторых, мне случается оказывать дамам мелкие услуги. Не вас первую суровый супруг оставляет без медяка, они любят так наказывать. Ну а как ещё? Не вожжами же пороть благородную даму. Вот и обращаются бедняжки ко мне: колечко продать, денег призанять. Самим им по скупкам и ростовщикам ходить не с руки.
— Да не нужны мне деньги! Не в этом дело.
— Дорогая моя, деньги не нужны только тем, у кого они есть. Впрочем, сейчас действительно не это главная проблема. Так что вас мучает?
— Понимаете, я всё понять пытаюсь, — Тиль вскочила, подошла к окну, невесть зачем выглянув за занавеску. Вернулась, но садиться не стала, вцепилась в спинку кресла. — Правда, я пытаюсь понять, но у меня не получается. Почему я раньше не подумала, что могу оказаться в таком… — желание высказаться поконкретнее просто распирало изнутри, но Тиль всё же справилась, — … положении? Почему я никогда не спрашивала, куда делись папины деньги? Я же знала, что они есть, помнила, как мы в колониях жили. Я ведь даже понятия не имею, что в моё приданое входит!
— А почему вы должны спрашивать? — спокойно поинтересовалась Мильда. Женщина сидела, изящно опершись локтём о кресло, пристроив подбородок на пальцы. Правда — Тильда только сейчас, когда из-за отодвинутой портьеры луч света упал, заметила: пальцы эти были не такими тонкими, как прежде, суставы будто оплыли, да и на коже виднелась россыпь пятнышек вроде веснушек. — Знаете, когда умер мой муж, я вот так же говорила: почему меня никто не предупредил, что так случиться может? Когда я за Крайта замуж выходила, знала: доход у него скромный. Всего-то земельный надел, который он трём фермерам в аренду сдавал. Но есть хороший дом, слуг достаточно, новый выезд. А на свадьбу он мне и вовсе охотничью лошадь подарил. Отец мой жил даже скромнее. Мне и в голову не приходило интересоваться чем-то большим, чем счета от мясника и доктора — Карт, когда маленьким был, болел часто. Впрочем, думаю, вы и их-то никогда в глаза не видели. А когда муж умер, оказалось, что и дом, и земля заложены ещё его отцом, а доходов едва хватает, чтобы погасить проценты по росту. На выезд и мою лошадку Крайт тоже занимал. Естественно, я оказалась на улице, как только мужа в могилу опустили.
— Но как так получается? В пансионате нас учили даже кашу варить и чулки штопать! Счета вести тоже учили, я умела это лучше дяди, но мне и в голову не приходило!..
Тиль захлебнулась возмущением, головой помотала, не в силах слов подобрать. Ведь на самом деле раньше занималась учётными книгами. Один раз нечистого на руку управляющего поймала! И ни разу не подумала, откуда дядя деньги берёт! Старик тоже сдавал землю в аренду, да так все соседи жили. Вот только этого дохода не хватило бы даже на часики, которые Арьере своим талисманом считала.
— Просто нам никто никогда не говорил, что надо интересоваться мужскими делами, — не слишком весело хмыкнула Мильда, — всё совсем наоборот. — Воспитанная дама не знает ни сколько у мужа денег, ни сколько он в карты проиграл, ни кому из горничных подол задрал. Даже то, что он в пятницу до собственной спальни добраться не смог, потому как напился, будто конюх, тоже не знает. Её удел — хозяйство и дети, данные Небом. Это крестьянки да те, что на фабриках работают, умеют о себе позаботиться. А мы нет, нас положено опекать: отцу, мужу, в крайнем случае родственникам, если уж не хватило ума супруга подцепить. Впрочем, ладно. Это всё пустые размышления, важнее другое. Что вы теперь делать собираетесь?
Тильда погладила чуть посекшуюся обивку кресла, вздохнула тяжко, уселась, смиренно сложив руки на коленях.
— Я не знаю, — сказала, в конце концов. — Поэтому и приехала к вам. Честно говоря, сама не понимаю, откуда такая идея в голову пришла.
— Это тоже не важно, — снова отмахнулась Мильда. — Будем считать, Небо подсказало. Желаете совет? Вам нужно получить возможность избавиться от брака. Воспользуетесь вы ей или нет — решите потом. Но получить её надо обязательно.
— Как же?
— Знаете, я очень удивилась, когда объявили о вашей помолвке с Арьере. У него древний род, положение в свете и даже при дворе, а, значит, непомерная спесь. У вас репутация брошенной невесты, которая к алтарю не только не невинной, а вовсе брюхатой пошла. И деньги, что само по себе неприлично. Как же ваш дядя сумел свадьбу устроить? За одни только монеты наш Амос не отдался бы никогда. Вы плохо знаете аристократов, дорогая. Они предпочитают себе пулю в лоб пустить из-за невыплаченных долгов, лишь бы честь не продавать.
— Да нет, всё это мне известно, — вяло протянула Тиль.
— Думаю, старый козёл его ещё и шантажировал, — Мильда сцепила руки в замок, наклонилась к Тиль, — и вам надо выяснить, чем.
— Как? — Арьере устало потёрла лоб.
— К сожалению, тут я не могу помочь, — хозяйка опять откинулась на спинку кресла. — Вам лучше знать, из какой ямы Крайт свою грязь черпал.
Сейчас Тильда была совсем не против узнать, откуда в мистрис Мильде столько ненависти к дяде, но промолчала. Во-первых, никакого значения это не имело, а, во-вторых, интересоваться такими вещами неприлично.
Впрочем, наверное, некоторые правила стоило бы и пересмотреть. Уж слишком они жизнь портили.
* * *
В складном, щедро украшенном золотой филигранью футляре хранились портреты двух свадебных пар. Один довольно старый — если наклонить обложку от света, то изображение становилось чёрно-белым: чёрные лица, руки, платье, а мужской костюм, наоборот, перекрашивался в светлый[2], другой гораздо новее. Обе пары стояли в абсолютно одинаковых позах: она слева, он справа, посередине стул. Вот только в тёплых отношениях тех, что постарше, сомневаться не приходилось. Руками, лежащими на спинке, они друг друга прилично не касались, но между пальцами расстояние в несколько ногтей всего-то оставалось, женщина даже мизинчик приподняла, будто хотела незаметно до мужа дотронуться. А вот стул между второй парой смотрелся приграничным столбом. А, может, даже крепостной стеной.
Тиль провела рукой по старому дагерротипу, чувствуя под ладонью прохладу гладкого стекла, вынула из креплений второй портрет. Госпожа Арьере восьмилетней выпечки смотрела на нынешнюю неуверенно. А если говорить совсем честно, то физиономия её напоминала морду перепуганной овцы, а не счастливой невесты. Да и слишком пышное платье ей не шло совершенно, оно делало фигуру похожей на храмовый колокол, на который какой-то умник нацепил соломенный венок с длинной тряпкой. Венок — это, между прочим, фата, выписанная дядюшкой с континента. И стоила она немалых денег, о чём старый Крайт не преминул сообщить всем гостям. Приглашённые были в восторге. Тиль — и тогдашняя, и сегодняшняя — нет.
