Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Одной из таких американок была Элизабет Бентли, ничем не примечательная выпускница Вассар-колледжа, которая стала «королевой красных шпионов» после войны. Картины, которые Бентли наблюдала во время Великой депрессии, не давали покоя ее общественному сознанию и подтолкнули к вступлению в ряды КП США. На собраниях и в компании соратников она чувствовала себя не такой одинокой. Голос обратил внимание на ее потенциал и постепенно вовлек в «спецработу». Он сделал из Бентли идеального связника.
Не менее перспективно выглядели журналисты. Способный репортер с хорошими связями мог играть роль посредника и одновременно самостоятельно собирать информацию или выявлять объекты для вербовки. Его потенциал становился еще больше, если все знали, что он не является коммунистом. Возможность выезжать за пределы Соединенных Штатов тоже кое-что значила. Хемингуэй отвечал этим требованиям по всем пунктам. С точки зрения НКВД он был таким же превосходным журналистом, как и писателем. Вербовщик мог узнать из его досье в Москве, что в 1935 г. он критиковал правящие круги США в журнале New Masses, писал антифашистские/просоветские репортажи из Испании, а самое главное, в июне 1937 г. выступал с антифашистской речью в Карнеги-холле.
Хотя детали Москва до сих пор держит в секрете, известно, что решение о вступлении в контакт с Хемингуэем было принято НКВД в период между октябрем и декабрем 1940 г. Александр Васильев, бывший сотрудник КГБ, который узнал о Хемингуэе из архивов КГБ в начале 1990-х гг., предполагает, что Голос прочел роман «По ком звонит колокол» сразу же после его выхода в свет. В отличие от упертых леваков, которые критиковали книгу, Голос, похоже, смотрел намного дальше описанных Хемингуэем недостатков Республики и видел его шпионский потенциал. Скорее всего, Голос понимал, что, подтвердив независимость своих взглядов, писатель стал еще более привлекательной целью. Картину дополняло восхищение, с которым Хемингуэй писал о коммунистах-ополченцах, ведущих партизанскую войну. НКВД, возможно, даже знал о том, что он защищал в книге Реглера советско-германский договор. В обзоре книги, выпущенном осенью 1940 г., находящееся в Москве кадровое управление Коминтерна отмечало, что предисловие написал Хемингуэй. Он был пламенным антифашистом и по этой причине считался просоветски настроенным. Писатель был даже готов закрыть глаза на сталинские прегрешения и критиковать американскую внешнюю политику. Таким образом, у Хемингуэя было все, что требовалось Советам.
Никому на Западе неизвестно, кто именно свел Голоса и Хемингуэя, однако у них было множество общих знакомых. Джо Норт, нью-йоркский коммунист с дружелюбной улыбкой, не раз поставлял Голосу потенциальных кандидатов на вербовку. Путь Норта уже неоднократно пересекался с Хемингуэем: он убедил Хемингуэя написать статью для New Masses в 1935 г., а потом они вместе принимали участие в драме, разыгрывавшейся в Испании. После гражданской войны Хемингуэй написал страстное предисловие к посвящению Норта в честь американских антифашистов, сражавшихся в батальоне имени Авраама Линкольна. Последний раз они виделись летом 1940 г., когда Норт освещал конференцию по судьбе испанских беженцев на Кубе. Оба обрадовались этой неожиданной встрече. Хемингуэй пригласил Норта в бар La Florida в Старой Гаване, где писатель был завсегдатаем. Два ветерана удобно устроились под медленно вращавшимся потолочным вентилятором и проговорили несколько часов.
С равным успехом посредником мог стать какой-нибудь американский коммунист вроде писателя-неудачника Джона Херрманна, давнего друга Хемингуэя, который многие годы работал в подполье на КП США. (С 1926 по 1940 г. он был женат на Джозефине Хербст, хорошей приятельнице, если не близком друге Хемингуэя.) По одному из рассказов, Херрманн был человеком, который через своих знакомых помог создать условия для очень успешной вербовки Элджера Хисса, сотрудника Госдепартамента. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и Йориса Ивенса, хорошего друга Хемингуэя и кинематографиста, который в 1939–1941 гг. время от времени бывал в Нью-Йорке и не раз знакомил писателя со своими соратниками-коммунистами. Однажды он даже послал загадочную телеграмму из двух строчек, которая походила на попытку организовать встречу: «Пытался достать тебя по телефону, но ты уехал из города… [они] говорят, что хотели пропустить с тобой по рюмочке сегодня».
Хотя личность посредника остается неясной, точно известно, что Голос встречался с Хемингуэем где-то в конце 1940 г., скорее всего во время его медового месяца в Нью-Йорке. Это факт, что они встречались и что Голос хотел завербовать Хемингуэя в НКВД. Вместе с тем о деталях этой встречи можно лишь догадываться, исходя из истории Голоса и советской практики.
Голос и посредник прекрасно знали, что знакомство через кого-то было намного перспективнее с точки зрения завязывания тайных отношений, чем прямой звонок без подготовки. Посредник мог заехать за Хемингуэем в Barclay и отвезти его в какое-нибудь тихое местечко в Нижнем Ист-Сайде, облюбованное Голосом для встреч, например в маленький ресторанчик на Второй авеню, где тот встречался с Бентли. Обстановка и меню были совершенно непримечательными. Возможно, там имелась задняя комната или как минимум тихий уголок, где можно было поговорить без помех. Посетители, в основном выходцы из рабочего класса, вряд ли узнали именитого писателя.
Посредник, скорее всего, оставил их наедине для разговора — еще одно обязательное условие для завязывания тайных отношений. Хемингуэй, надо думать, заказал что-нибудь выпить. После обмена любезностями мужчины перешли к рассказу о себе, наверное слегка преувеличивая свои достижения. Американец мог расписывать свои боевые подвиги в Испании, а русский — намекать на важное спецзадание, которое он выполнял в Соединенных Штатах. Голос обыгрывал тему антифашизма и говорил о Советском Союзе как о последнем бастионе на пути фашистской идеологии. Он наверняка льстил Хемингуэю и упирал на то, какую важную роль писатель мог бы играть, если бы боролся с фашизмом вместе с Советами. Догадаться о том, что было бы приятно слышать этому крупному американцу, обладающему здоровым самолюбием, не составляло труда для поднаторевшего в разведдеятельности Голоса.
Примерно в то время, когда состоялась их первая встреча, Голос заинтриговал резидентуру НКВД в Нью-Йорке возможностью завербовать очередного известного журналиста. С учетом фигуры Хемингуэя и опыта Голоса вряд ли это была спонтанная, «возникшая походя» идея. Такое могло случиться в Коминтерне, но не в НКВД. У Коминтерна были свои секреты, но он существовал для идеологической работы и распространения пропаганды, НКВД же был профессиональной разведывательной службой. Люди вроде Ивенса выпускали фильмы, люди вроде Голоса — вербовали и курировали шпионов. Голос не раз уведомлял московскую штаб-квартиру о том, что ненавидит неожиданности, и обычно настаивал на максимально полном контроле.
Если советские резиденты действовали неспонтанно, то они должны были неоднократно обменяться телеграммами с Москвой до того, как Голос сделает предложение Хемингуэю. Им предстояло описать предварительные контакты с Хемингуэем и изложить свои соображения о его потенциале в качестве шпиона. Центр должен был подшить эту информацию в досье Хемингуэя, где, возможно, уже находился доклад Орлова о встрече с писателем в Испании. В какой-то момент Москва дала Нью-Йорку добро на вербовку. Голосу почти наверняка рекомендовалось делать предложение не сразу, а сначала познакомиться с Хемингуэем поближе. Все происходило примерно так, постепенно: сначала писатель соглашался помогать НКВД, а потом эти двое договаривались быть на связи.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
