— У тебя получилась весьма поучительная история, — сказала, наконец, Сказочница, потрепав девочку по волосам.
Тонья сияет, но тут же сникает, заметив, что учительница поднимает палец вверх.
— Не расстраивайся, но пока что в твоей сказке чего-то не хватает… — она ласково проводит рукой по щеке девочки. — Давай попросим твоих друзей подсказать?
— Хорошо, — кивает Тонья. Она не станет плакать и устраивать истерику, ведь Сказочник должен быть мудрым. А смирение и умение держать себя в руках — путь к мудрости. Поэтому Тонья спрашивает своих одноклассников: — Чего не хватает в моей сказке?
Варианты сыплются со всех сторон, но Сказочница, держа ладонь на плече Тоньи, отметает один ответ за другим.
— Я думаю, этой истории не хватает концовки! — заявляет Торин.
— Совершенно верно, — улыбнулась Сказочница. — Иди сюда и расскажи нам, дорогой Торин, чем же всё закончилось…
Тонья отправляется на своё место, а Торин почти вприпрыжку несётся к доске. Ведь в его голове уже давным-давно крутится преинтересная история о кровавых ягодах. И мальчишке не терпится поведать это историю одноклассникам.
ЧАСТЬ 2. ЧТО ЛЕЖИТ В ШКАФУ?
Глава 1. Худой мир — лучше?
Мне нравится смотреть, как Ландар работает. Глина под его чуткими пальцами обретает форму, а гончарный круг вертится, словно само мироздание. В такие минуты на меня снисходит умиротворение. И я даже на какое-то время начинаю верить, будто мы — настоящая семья.
Так проще…
Если вот эта вот ложь во спасение — всё, что возможно между нами, значит, пусть будет ложь.
Я приношу обед, обычно это каша, хлеб и молоко, и сажусь в углу с рукодельем. Зря что ли посещала в своём мире (был ли он? а может, просто приснился?) курсы кройки-шитья? Мы живём небогато, поэтому и я хочу внести свой вклад в семейный бюджет. Мои вышивки пользуются даже большим спросом, чем горшки Ландара.
Он не завидует, как ни странно — даже гордится мной…
… Гораздо хуже ночью.
Я сплю в комнате, Ландар — у себя в мастерской. Он до сих пор даже не прикоснулся ко мне… Ну, как мужчина.
Тогда он привёз меня взвинченную, истерящую, и на мой вопрос: «Как будем выполнять супружеский долг?» только хмыкнул, ответил зло:
— Я не насильник.
А потом ушёл спать в мастерскую.
И уходит так теперь каждую ночь.
… А я остаюсь наедине с воспоминаниями. И моя шея вновь и вновь чувствует холод кинжала.
— Я должен тебя убить…
Голос чёткий, размеренный леденит кровь.
— За что?
Я дрожу, спотыкаюсь на «о», глотаю его вместе со слезами.
— Потому что она прокляла меня попаданкой…
Через замутнённое страхом сознание потихоньку пробивается надежда: нужно поговорить, просто поговорить, всё выяснить…
Нужно быть смелой.
Маньяки чуют страх и ещё больше звереют.
Стараюсь успокоиться и ответить более-менее нейтрально:
— Кто?
— Хочешь сказать, что не знаешь?
Ландар тоже успокаивается, кинжал не убирает, но хватку ослабляет. Кажется, начинает мне верить.
— Я, правда, не знаю, о ком вы?
— О фее. Из Академии Тёмного колдовства. Я сразу понял: фея среди тёмных — не к добру.
Горько усмехаюсь.
— Там, откуда я прибывала, феи, магия и волшебные академии существуют только в сказках. Единственный необычный предмет, который попал мне в руки, та дурацкая горошина. Она и перенесла меня сюда.
Ландар тянет воздух носом, будто пёс, берущий след.
— Ты не врёшь, — как-то грустно замечает он, и наконец отпускает меня со словами: — Полезай в повозку. Поздно уже. Надо ехать.
Больше он в тот день не проронил ни слова до самого дома.
Дом, к слову, оказался через три холма от той деревеньки, где мы выгодно поторговали тогда. Мрачный, будто насупленный. Полутораэтажный. Внутри — почти нищенский. Хорошо, хоть кровать была. Большая и с довольно-таки мягкой периной. Увидев ложе, я и ляпнула про супружеский долг, получив в ответ отповедь.
Сегодня Ландар сосредоточен и просит не мешать ему.
— Лучше сходи, посмотри, как там Философ. Скоро в дорогу.
— Мы куда-то едим? — признаться, от прогулки я бы не отказалась. Потому что тоскую тут в одиночестве, по близости ещё три домика, но, кажется, необитаемых. Во всяком случае, за две недели я так и не увидела света в окошках и не заметила признаков жизни. Всё моё общение — Философ, куры да пара книг. Из Ландара не вытащишь и слова.
— Ты едешь, — резко и бескомпромиссно говорит он. — Завтра в Клинтоне ярмарка. Распродашь посуду.
Он встаёт, снимает кожаный фартук и повязку, которая удерживает волосы.
— Смотри, всё продай. — Он бросает мне вещи. — И это приведи в порядок.
— А вы? — я никак не могу начать общаться к нему на «ты».
— А мне нужно отлучится по делам… На пару дней.
Он подходит, порывисто прижимает меня к груди, целует в макушку и выскакивает за дверь, оставляя меня хватать ртом воздух и думать: что это сейчас было?
Но когда я, буквально через минуту, выскакиваю следом — мне достаётся лишь взмах чёрного плаща и топот копыт. Ландар не счёл нужным поставить жену в известность о том, куда направляется.
Зато ЦУ надавал! Умник!
Правда, заметив, что я не капризничаю по поводу бытовых условий, молча борюсь с огромным очагом в полуподвальной кухне, как изобретаю приличный ужин едва ли не из ничего, стал относиться ко мне уважительно, по-своему заботиться, Например, сейчас, выйдя проводить мужа, я обнаруживаю возле дома запряжённого в повозку Философа. Посуда бережно загружена и переложена соломой.
Иногда он спрашивал, что и каким образом устроено в моём мире. А потом пытался воспроизвести это в нашем доме. Особенно его беспокоили мои гигиенические процедуры. Я постаралась уверить, что вполне могу поливать на себя из ковшика, стоя в тазу. Но Ландар и слушать не хотел: он загорелся идей душа. И действительно к вечеру один из углов на кухне превратился во вполне себе сносный душ. К счастью, «дьявольские головешки» — отличный нагревательный прибор. И безопасный, к тому же. Необходимую интенсивность можно выставить, отдав специальную голосовую команду.
… А сейчас я стою и смотрю, как Ландар и его конь исчезают в полуденной дымке. Поглаживаю и треплю за ухо Философа. Его, также как и меня, пугает Дьявол, то существо, на котором сейчас ускакал Ландар. Назвать это чудовище лошадью у меня язык не поворачивается.
