Дирк, мой первый клиент, заходил ко мнерегулярно. Он рекомендовал меня всем своим друзьям. Я говорю это лишь вдоказательство того, что работала на совесть и действительно профессионально.
Со мной и речи не могло быть о том, чтобыперепихнуться раз-другой и бежать домой, как это принято в Америке. Ядействительно любила и секс, и мою профессию: мне не нужно было стимулироватьудовольствие, и я никогда не торопила своих клиентов.
Пирл уже знала, что все были мной оченьдовольны, и я настояла на том, чтобы встречаться только с клиентами, платившими50 долларов, из которых я получала 30. Качество моей клиентуры значительновозросло. Больше у меня не было продавцов и коммивояжеров. Теперь я обслуживалапрезидентов компаний, адвокатов, банкиров, торговцев недвижимостью и политиков.Мне стало тесновато в рамках того бизнеса, которым занималась Пирл. Ячувствовала необходимость подняться выше по профессиональной лестнице и найтидостойное меня заведение.
Где-то в ноябре, наконец, произошли долгожданныеперемены. Один из клиентов представил меня двум женщинам, занимавшимзначительное место в моей жизни весь следующий год. Их звали Мадлен и Жоржетта,они входили в число самых известных «мадам» Нью-Йорка.
Один горячий мужик по имени Джим Уэтни, любившийспать с десятью девицами сразу и как-то раз за одну ночь обслуживший семерых изних, позвонил Мадлен и Жоржетте и сказал:
– Такая девушка, как Ксавьера, должна работатьтолько у вас!
Уже несколько лет Мадлен считалась одной изсамых влиятельных директрис сети «девушек по вызову» Нью-Йорка. Она сменила наэтом месте Дафнэ, лесбиянку, у которой был дом с бассейном на Лексингтон Авеню,закрытый полицией в июле 1968 года. Об этом даже напечатали большую статью в«Дейли ньюс», что в общем-то смертельно для заведений подобного рода. Сейчас вэтом доме обосновался Картер Берден, один из членов городского совета, изанимается там политической деятельностью.
У Мадлен дело было поставлено лучше, чем уДафнэ, как по размаху, так и по репутации. Ее четырехэтажный дом находился вквартале Мюррей Хилл. В доме, кроме номеров, имелся бар, где можно было выпитьи познакомиться с клиентом.
Джим Уэтни проводил меня к Мадлен темнойноябрьской ночью. Джим позвонил. Нам пришлось долго ждать, пока открыли дверь иметрдотель впустил нас. Ожидалась группа богатых директоров компаний, решившихповеселиться с девицами после делового обеда в ресторане «Двадцать один». Имкак раз не хватало одной девушки, и меня попросили заменить ее.
Я, конечно, никогда не считала квартиру Пирлдворцом, но по сравнению с тем местом, куда я попала, она вообще казаласьтюремной камерой.
Вестибюль выглядел очень элегантно. Пол былвыложен мрамором и черепицей, а потолок украшала чудесная люстра. Справарасполагался салон со стенами, покрытыми затемненными зеркалами. В глубине –большой стол розового дерева для обедов, а еще дальше – огромная, достойнаяЛукулла кухня. В комнате находилось около десятка шикарно одетых девушек. Все этоскорее напоминало дом моды, а не дом свиданий.
Наконец Мадлен подошла ко мне. Этой красивой иэлегантной женщине перевалило далеко за тридцать. Она носила превосходнуюприческу, ее макияж можно было назвать настоящим аристократическим. Платье онанадела от Пуччи.
– Добро пожаловать ко мне, Ксавьера, – сказалаона.
Тут меня ждал другой сюрприз. В ее речислышался акцент. Королева «девушек по вызову» Нью-Йорка была родом из тойстраны, где я прожила два года, – из Южной Африки.
Мадлен показала мне дом. На втором этаженаходились номера – комнаты с простой, но со вкусом подобранной мебелью. Третийэтаж был точной копией второго и отличался от него только цветом.
На четвертом этаже была комната отдыха, оченьимпозантная, типично мужская, с балконами и деревянными скамьями. Напротив другдруга располагались бар с прекрасным набором напитков и стандартныйкинопроектор, наподобие тех, какими пользовались в кинотеатрах.
Филипп, метрдотель, помогал гостямосвободиться от верхней одежды и провожал их в бар или салон.
За работой девушек наблюдала секретаршаМадлен, молодая рыжая лесбиянка Синта, одетая в черно-белую униформу. Онапостоянно ходила по дому, наблюдая, кто кого выбрал и сколько раз, ведь еслидевушек не контролировать, те могут заявить, что обслужили больше гостей, чемна самом деле. Да и клиенты иной раз норовят заплатить поменьше. Синта и должнабыла все записывать, чтобы заведение не вылетело в трубу. (Кстати, с тех порона уже работает у меня как девушка по вызову.) Мадлен всегда была очень мила склиентами и часто сама подбирала пары.
Это была моя первая встреча с девушками,занимавшимися сексом в такой большой компании, и мне очень хотелось присоединитьсяк ним. Сама я всегда думала, что в проститутки идут или девушки из самых низов,или совершенно тупые сексуальные маньячки. Однако к девушкам Мадлен, такимухоженным, симпатичным и весьма хорошо воспитанным, такие определения никак неотносились.
Пока мы ждали наших клиентов, я все спрашиваласебя: о чем же можно говорить с проститутками? Что за ерунду им можнорассказывать? Что-нибудь в этом роде: «Что вы думаете о секретных бумагахПентагона?» Или: «Как повлияло замораживание цен и заработной платы на вашупрофессию?» Я чувствовала, что разговор о деньгах, клиентах и тому подобныхвещах стал бы проявлением дурного тона, но меня всегда интересовало, чем людимотивируют свои поступки. Я решила устроить свой собственный опрос. Откуда вы?Сколько времени вы занимаетесь нашим делом? Любите ли вы секс вообще ипрофессиональный секс в частности? Другими словами, я задавала им риторическийвопрос: «Что такая девушка, как вы, делает в таком месте?»
Кармен, страстная девица из Бразилии:
– Ненавижу эту работу, но мой приятель даетмне прикурить, когда я прихожу домой без денег.
Криста, немка, проворковала:
– Я замужем, и мой муж знает, чем я занимаюсь.Но это – дополнительный заработок для семьи, а это очень кстати.
Анни, американка, процедила сквозь зубы:
– Терпеть не могу мужиков, я лесбиянка. Дляменя это только способ заработать на жизнь.
Кроме негритянки Лауры и меня, никто несказал, что любит то, чем приходится заниматься.
– Да, я люблю секс, люблю мужчин, когда они неслишком мне надоедают, – с улыбкой объяснила Лаура. В отличие от других в ееголосе не было ни жестокости, ни разочарования.
