Улыбка на красивом лице Джона сменилась выражением решительности и непреклонности. Галанте прекрасно понимал, что он не пригласил Арта, а вызвал его, и как бы полицейский ни вел себя, он обязан подчиняться. Семья Лателла выплачивает ему ежемесячное пособие, в сравнении с которым зарплата полицейского – гроши. Семья считала это разумным помещением средств. Бухман устраивал так, что ребят Лателлы не трогали, и поставлял им полезную информацию, которую они использовали крайне осторожно, чтобы не подставлять Бухмана. В чрезвычайных обстоятельствах он незаменим и безотказен.
– Я спешу, Джон, – предупредил Арт. Но Джон и не думал отказываться от своей невозмутимой медлительности.
– Кошка торопится и рожает слепых котят, – парировал Галанте, продолжая неторопливо поглощать свои кабачки и запивать их красным вином. Независимо от того, какие задачи были поставлены перед Джоном Галанте, казалось, главная его цель – вывести из себя собеседника, вероятно, чтобы добиться преимущества.
– Преподносишь мне грошовый урок по философии? – разозлился полицейский. – Это что, предупреждение или твое обычное хамство? Никак не пойму вас, «макаронников», – снова повторил он.
Арт за долгие годы работы в полиции встречался с преступниками, кажется, любой национальности. Он имел дело с неграми, евреями, поляками, ирландцами, китайцами, пуэрториканцами, мексиканцами. Все они были предсказуемы. С итальянцами – другое дело. Никогда не знаешь, когда они покажут когти, когда – зубы. Они вспыльчивы и нелогичны. Да к тому же еще эта слюнявая привычка целоваться, даже мужчина с мужчиной.
Арт Бухман мог держать пари, что на мраморном столе морга лежать должен Альберт Кинничи, что было бы понятно после его откровений в Комиссии, а вместо этого – на тебе, произошло покушение на самого Фрэнка Лателлу.
– Все в порядке, Арт, – успокоил Галанте, внезапно посерьезнев и понизив голос.
– О'кей, – кивнул полицейский и жадно проглотил спагетти, накрученные на вилку.
– С заварухой возле «Плазы» мы разберемся сами. – Галанте запил глотком вина острые кабачки с пармезаном.
Полицейский поднял голову, перестал жевать и замер, глядя на Галанте с открытым ртом. Затем проглотил спагетти, словно таблетку, не прожевывая. Арт хорошо знал, что в этой среде грязное белье из дому не выносят. Для чего же тогда срочно и так некстати вызвали его, как раз когда они с женой решили провести отпуск в Европе? Теперь он сгорал от любопытства.
– Так в чем же дело? – поторопил он.
– Фрэнк просит тебя оказать услугу, – лучезарно улыбнулся Галанте.
– Послушаем.
– Знаешь Тони Кроче?
– Из пиццерии «Кастелламаре»? – удивился полицейский.
– Его.
Множество вопросов крутились у Арта в голове, но он не задал ни одного. Уточнение ничего не изменит, только займет лишнее время. Да и вообще детали его не касались, много лет подряд он служил Лателле и был с ним тесно связан. Он извлекал из этих отношений максимальную выгоду и подчинялся, не раздумывая.
– Резвый юноша, – сказал Джон, словно об озорном внуке. – За ним нужен глаз да глаз. Фрэнк интересуется: не связался ли он с дурной компанией? Если да, то он хочет знать: когда, где и почему? – Джон откинулся на спинку стула, прикурил сигарету и закашлялся. – Эта проклятая привычка доведет меня до могилы.
Арту хотелось, чтобы это мрачное предсказание сбылось немедленно. «Разбирались бы сами в своем дерьме!» – подумал он и сказал:
– Работа может затянуться.
– Нам не к спеху.
Конечно, они не спешат, спешит он. Софи добрая и славная, но не потерпит, чтобы поездка снова откладывалась.
– Разумеется, лучше не откладывать в долгий ящик.
– Разумеется, – подтвердил Джон и посмотрел на него внимательно. – Какие проблемы, Арт?
– Мы с Софи как раз собирались прошвырнуться в Европу, – вяло возразил он.
– Старый континент испокон веков стоит на месте. И останется там еще долго, – попытался шутить Галанте.
– Какое отношение имеет Тони Кроче к событиям у «Плазы»? – спросил Арт, смирившись.
– Это нам и нужно выяснить.
– Тони был в пиццерии, когда произошло покушение.
– Знаем. Семейный праздник. Он сидел в компании друзей, с родными швейцара «Плазы», который был мужем двоюродной сестры Тони.
– Того самого, что минута в минуту подоспел на свидание со своей смертью, да?
Галанте кивнул, его сотрясал приступ кашля. Он яростно придавил окурок в пепельнице.
– Старик Арт зря время не теряет, – одобрительно покачал головой он.
– А Калоджеро Пертиначе?
– Мелкая сошка, ноль. – Джон сдул воображаемую пыль с рукава.
Бухман подумал о двух детях убитого. Его детективы тщательно допросили их, но остались ни с чем. В протоколе не зафиксировано ни одной приметы убийцы. Абсолютно ничего.
– Значит, Тони Кроче.
Арт не имел права ни отложить, ни уклониться, ни возразить. Мог только подчиниться. За это ему и платили. Он всегда помнил об уютном домике с садом, который купил в Нью-Джерси. Туда они переберутся с женой, когда он выйдет на пенсию. Тогда они будут путешествовать по Европе, совершать замечательные кругосветные круизы. С тех пор, как затраты на его содержание были внесены в книгу расходов Лателлы, он сколотил себе приличный капитал. Главное теперь – дотянуть до пенсии.
– Фрэнк знал, что может на тебя положиться, – по-итальянски темпераментно обрадовался Джон Галанте и сильно пожал ему руку. – Он тебе признателен.
Бухман допивал пиво, глядя, как Джон уходит. Надо срочно браться за дело. Может быть, путешествие в Европу еще состоится. Если ему повезет, оно может состояться с опозданием на пару дней, главное – найти подходящее объяснение для Софи.
Глава 8
Фрэнк Лателла никак не мог уснуть. Тревога, мешавшая столь необходимому отдыху, была вызвана не воспоминаниями о покушении, не непривычной кроватью, не сыростью большого холодного дома. Мысль о том, что кто-то хотел его убить, не особенно волновала. Смерть шла с ним бок о бок с самого раннего и такого уже далекого детства. Он ее не боялся, был убежден, что смерть от выстрела из пистолета или очереди из автомата лучше, чем долгая болезнь или унизительная беспомощность. Он боялся, что даст трещину монолит власти, созданный годами труда, ценой жертв и крови. Умри он сейчас, в чьи руки попадет организация? Ее раздерут на куски рычащие шавки, готовые загрызть друг друга за горсть долларов, за обломок власти.
Во времена детства его идеалом был барон Равануза, фамилия которого – символ наследственной удачи, престижа, переходящего из поколения в поколение. Бароны Равануза ценили свое происхождение, знали цель, они не выпускали фортуну из рук. А его отец Тонино Лателла, поденщик, вечно маялся в поисках куска хлеба для себя и жены Марии Розарии, маленькой женщины с большими испуганными глазами, замученной непосильным трудом и лишениями. Они были ничем, ничтожнее пыли или камней на жесткой земле имения Равануза, ничтожнее скотины, о которой заботились, которую берегли.
