его слова, Арунис? Мне лучше всего прекратить атаку и бежать в Бали Адро, а Нилстоун оставить на хранение маскоту Эритусмы и этому кораблю больных, кровожадных и безумных. — Она опустила голову и указала на Фиффенгурта. — Уведите корабль от Шторма, капитан Фиффенгурт! Сегодня не нужно убивать. Уберите паруса и ждите моего судна — и мы сохраним всем вам жизнь.
Пазелу очень хотелось крикнуть ей: Нет, не сохранишь! Но Таша сжала его руку и почти незаметно покачала головой. Пазел содрогнулся от безрассудства того, что он чуть не совершил. Что, если Макадра не знала, что Рамачни может слышать ее мысли? Зачем отказываться от такого преимущества?
— Да, — сказал Рамачни, — ты должна прекратить атаку и бежать. Здесь есть сила, способная уничтожить тебя. Очень скоро она проявит себя и нанесет удар.
Макадра усмехнулась:
— С помощью Нилстоуна? Не думаю. Вы пронесли его через Правящее Море. Через дебри Эфарока и пекло Адского Леса, через снега Уракана. И ни разу за все это время Нилстоун вам не послужил. Даже Арунис не смог овладеть им, за исключением своего последнего самоубийственного часа. Зачем хранить его, капитан? Он — невероятная опасность и ужас! Отдайте его мне, и я исцелю ваших людей, а еще пошлю благожелательные ветра, которые доставят вас домой.
— Ага, мадам, — сказал Фиффенгурт, — и когда убийцы подкрадутся к моему окну, я вложу им в руки ножи.
— Убийца уже прокрался к тебе в окно, старый дурак. Поворачивай свой корабль или смотри, как я его уничтожу.
Пазел рискнул бросить взгляд вперед. Что сделал Фиффенгурт? Они быстро летели навстречу Красному Шторму: неужели он собирается плыть прямо в него?
Рамачни оглянулся через плечо:
— Я люблю альбатросов, а вы, капитан?
— Альбатросов? — Фиффенгурт вздрогнул лишь на мгновение. — Да, сэр, я их действительно обожаю. Но где эта крыса, когда она так нужна?
— Я здесь! — Фелтруп извивался в исступлении. Герцил взял его из рук Марилы и поднял на квартердек, где он вскарабкался к ногам капитана.
— Фелтруп — мой представитель на переговорах, — сказал Фиффенгурт. — Если тебе нужен Нилстоун, поговори с ним.
— Если хочешь жить, разверни свой корабль и очисти палубу от этих грызунов.
— Грызуна, — сказал Фелтруп. — В единственном числе. Милорд Рамачни из семейства куньих, а именно норка. И теперь обрати внимание, волшебница! Без моего согласия ты никогда не сможешь дотянуться до Камня.
Не взглянув на Фелтрупа, Макадра сказала:
— Нет места, до которого я не могла бы дотянуться.
— Какая же ты нескромная, обманщица! Да хотя бы Шторм — он угрожает отнять у тебя приз. А морское дно? Возможно, ты надеешься, что сможешь извлечь его из глубин, но наверняка у тебя есть какие-то сомнения? Иначе почему ты не сожгла «Обещание» дотла, когда Камень был на борту?
— Я не видела причин убивать, — сказала Макадра.
— Ты лжешь, но что из этого? Как бы далеко ты ни могла дотянуться, некоторые двери все еще закрыты для тебя. Дверь Орфуин-Клуба, например.
Макадра замерла. Медленно, впервые за все это время, она перевела взгляд на Фелтрупа.
— Да, неприятная личность! — сказал он. — Я был там и наблюдал за тобой. Я не боюсь Реки Теней. И внутри этого корабля есть двери в земли, которых ты не знаешь и никогда не найдешь. Некоторые построила Эритусма; другие были сделаны корабелами Бали Адро, а третьи возникли случайно — трещины, образовавшимися из-за слишком большого количества могущественных заклинаний в одном месте. Сожги «Чатранд», и ты уничтожишь все двери. Будешь ли ты рисковать, зная, что не сможешь украсть у нас Нилстоун до того, как мы спрячем его в другом мире? Если так, то у тебя меньше здравого смысла, чем у многих грызунов, которых я мог бы назвать.
Пазел был потрясен. Фелтруп! Когда ты успел стать таким свирепым?
Но Макадра только снова рассмеялась:
— Крыса! Ты меня удивила. Возможно, для тебя найдется место при дворе на Бали Адро, если ты проявишь достаточно мудрости и переосмыслишь свои пристрастия. Сообразительность — это не то, что можно тратить впустую...
— О нет, в самом деле, нет! Рассмотрим притчу о девяти золотых...
— ...но мы оба знаем, что твой блеф пуст. Вы не можете пронести Нилстоун ни через одну из этих дверей. Живая плоть — это одно, но смерть покидает Алифрос только одним путем, и это Река Теней. Конечно, именно поэтому вы направляетесь в Гуришал. Таков был план Эритусмы с самого начала.
Фелтруп зажмурился и потер лапами лицо. Он слегка задыхался; Пазел испугался, что признает свое поражение. Затем глаза крысы широко раскрылись, и Фелтруп завизжал громче, чем когда-либо:
— Как серьезно, грубо, беспричинно ты заблуждаешься, чародейка! Ты забыла своего двоюродного деда, Икассама Повелителя Огня? Он кое-что знал о ночных путешествиях!
— Он научил меня этому искусству, паразит. Но как ты о нем узнал?
— В книге, в книге, особой книге, которую ты не можешь у меня одолжить. Икассам Повелитель Огня, укротитель зверей. Его брат был твоим дедушкой и сказал, что тебя следует повесить, но вместо этого его повесила ты. Его отец пересек Правящее Море и женился на королеве Опалта, а у их внука был хвост свиньи.
— Разворачивай свой корабль, капитан, — сказала Макадра.
— Ты можешь спросить, какое все это имеет отношение к Нилстоуну, к тому, чтобы я отдал его тебе, — продолжал Фелтруп, приближаясь к ней и жестикулируя лапами. — Прямое, прямое! Ибо кто ты такая, как не продукт твоей истории? И кто мы такие, как не слуги самих себя? И эта сделка, эта эпохальная капитуляция, к которой ты стремишься, — кто-то должен это понять, зафиксировать, записать это ради истории. А что с Сатеком?
— Сатеком? — взвизгнула Макадра, снова уставившись на него сверху вниз.
— Да, да — нет. Сам Сатек — не главное. Но его Скипетр! Кто может забыть? Общество Ворона пыталось украсть его, точно так же, как вы пытались украсть Нилстоун, трижды за шесть столетий, а Арунис — четыре раза, последний раз на острове Симджа. У него был демон-слуга, и он послал его за Скипетром, но вместо этого наша замечательная Неда использовала Скипетр, чтобы забить маленького демона до смерти — я был под креслом, креслом!
Фелтруп визжал, прыгал и бегал кругами вокруг ее ботинок. Макадра казалась потрясенной
