Воспламененные грохотом барабанов и воем рогов, осаждающие ринулись в пролом — тысячная толпа достигла подъема и там застряла, парализованная собственным количеством. Бойцы топтали друг друга, дрались, многие сваливались с подъема на правую и на левую сторону. Большинство этих несчастных оставались лежать неподвижно, — может, они еще и были живы, но только умножали кучу из пик, щитов и изувеченных тел; крики о помощи, стоны и молитвы беспомощно тонули в реве, доносившемся сверху.
Джустиниани все это предусмотрел. За отдельными камнями на вершине холма он поставил кулеврины — на современном языке это называлось бы «замаскированная батарея» — и направил орудия на подъем; в качестве охранения он расставил тут же лучников и копьеносцев. Более того, на обоих флангах он расположил по отряду с таким же вооружением, выстроив бойцов под уцелевшей стеной, — в результате пролом оказался полностью защищен.
«За дело, и… трубите так, чтобы камни выпали из своих гнезд…»
Кондотьер, стоявший в ожидании, услышал сигнал.
— Ступай во Влахерн к императору, — приказал он гонцу, — и скажи, что штурм вот-вот начнется. Поспеши. — Потом он обратился к своим бойцам: — Зажгите спички, готовьтесь сбрасывать камни.
Мусульмане добрались до края рва; в этот момент с пушек сорвали маскировку, и командир-генуэзец отдал приказ:
— Стреляйте, братцы! За Христа и Святую Церковь!
И со стороны христиан полетели пули, болты, камни и копья, легко пробивавшие тонкие щиты и одежду из шкур; однако орда напирала, точно река, прорывающая плотину. Они уже стояли на подъеме. Оглядываться было бессмысленно — за ними наступающие шли стеной, по обе стороны рва. Ложиться было бессмысленно — только утонешь в кровавом болоте. Вперед, вперед — или смерть. Ну и что, если весь подъем устлан убитыми и ранеными? Что, если нога скользит? Что, если запах горячей крови щекочет ноздри? Что, если руки, чья сила трижды умножена отчаянием, цепляются за ноги, которые, в свою очередь, попирают лица и груди? Живые ломили вперед — подпрыгивая, спотыкаясь, пошатываясь; на их вой: «Золото — добыча — женщины — рабы» из-за дымящегося холма отвечали: «За Христа и Святую Церковь!»
И вот, преодолев пологий подъем, первые нападающие добрались до тяжелого участка. Нет времени передохнуть, присмотреть место поудачнее — какой смысл разбираться, что ждет впереди? Им нужно наверх — наверх они и отправились. Их пронзали стрелы и копья, крушили камни, кулеврины выплевывали пламя им в лицо и, сметая с узких уступов, сбрасывали вниз, на головы и щиты товарищей. У кромки скалистого холма с пугающей скоростью росла гора тел, превращаясь и в препятствие для защитников прохода, которым она мешала стрелять, и в преграду для наступающих.
Зарево над горами Скутари медленно превращалось в рассвет. К Джустиниани присоединился император. С ним пришел граф Корти. Они сердечно поздоровались.
— Ваше величество, день только начался, а посмотрите, каковы потери магометан.
Обратив взгляд туда, куда указывал Джустиниани, Константин вгляделся в дымовую завесу, но тут же понял, что может принести реальную пользу, и, заняв место между пушками, обратил свое длинное копье против несчастных, которые карабкались на все растущую кучу, — некоторые без щитов, другие безоружные, почти все уже неспособные драться.
День разгорался, куча росла вширь и ввысь, пока наконец христиане не вышли на нее, навстречу все ломящемуся вперед врагу.
Так прошел час.
Внезапно, поняв тщету своих усилий, нападавшие развернулись и помчались прочь с холма и с подъема.
У христиан потерь было немного, однако передышка оказалась кстати. Но тут со стены над проломом, откуда он вел огонь из своего лука, поспешно спустился граф Корти.
— Ваше величество, — проговорил он, и лицо его так и светилось боевым азартом, — янычары готовятся к бою!
Джустиниани отреагировал мгновенно.
— Вперед! — воскликнул он. — Все вперед! Мы должны расчистить позицию для пушек. Разгребайте мертвых! Разгребайте живых! Сейчас не до жалости!
Он первым подал пример, а вслед за ним и другие защитники начали сбрасывать тела врагов вниз со склона.
Сидя в седле рядом с большой пушкой, Магомет следил за штурмом, вернее, вслушивался, ибо рассвет еще не вступил в свои права. Время от времени к нему подлетал вестовой с донесением от того или иного паши. Султан выслушивал равнодушно и неизменно отвечал одно и то же:
— Вели усилить натиск.
Наконец галопом примчался офицер:
— Приветствую повелителя. Город взят.
К этому времени уже стоял ясный день, однако отнюдь не утренний свет вспыхнул в глазах у Магомета. Перегнувшись из седла, он спросил:
— Что ты говоришь? Повтори, но — остерегайся: если слова твои лживы, то ни Бог, ни Пророк не помогут — тебя проткнут колом до самого твоего языка.
— Поскольку говорить повелителю я буду о том, что видел своими глазами, я не боюсь… Повелителю ведомо, что там, где на южной стороне начинаются земли Влахернского дворца, в стене имеется угол. Делая вид, что идут на него приступом, дабы подразнить греков, наши бойцы обнаружили там вкопанные ворота…
— Серкопорта — я о них слышал.
— Именно так, повелитель. Толкнув их, они выяснили, что ворота не заперты и не охраняются, и, миновав темный коридор, оказались прямо во дворце. Поднявшись на второй этаж, они атаковали неверных. Бой продолжается. Христиане обороняются в каждом зале. Но они отрезаны, и очень скоро дворец будет в наших руках.
Магомет обратился к Халилю:
— Задержи этого человека, но ничего ему не делай. Если он сказал правду, его ждет великая награда; если соврал — лучше бы не родиться ему из материнского чрева. — Потом он обратился к одному из членов свиты: — Подойди сюда… Ступай к потайным воротам Серкопорты, войди внутрь и разыщи командира тех, кто ведет бой во Влахерне. Передай ему приказ Магомета: оставить дворец тем, кто придет следом, и атаковать защитников этих ворот, ворот Святого Романа, с тыла. Задерживаться ради грабежа запрещаю. На исполнение приказа даю ему час. Вперед, лети на крыльях сокола. Именем Аллаха и самой жизни!
После этого он призвал агу всех янычар:
— Пусть ордынники отойдут от ворот. Свое дело они сделали, ров теперь проходим, а гяуры утомились, убивая их. Проследи за этим и, когда дорога очистится, выпускай Цвет Правоверных. Первый, кто войдет в ворота, получит собственный удел, боевой клич — «Аллах-иль-Аллах!». Они будут сражаться у меня на глазах. Цена каждой минуты — царство. Ступай выполнять!
Итак, на приступ были брошены янычары — всегда находившиеся в резерве, всегда использовавшиеся в качестве последнего подкрепления в битве с неопределенным исходом, всегда представлявшие собой ту руку, которой султан наносил последний удар; дисциплинированность, боевой дух и внешнее великолепие делали их элитой воинского сословия.
