— Я… я здесь счастлива, Энди, и я хочу здесь жить. Я серьезно не думала об этом.
— Любовь, брак, дети? Об этом ты думала? — В его голосе опять послышалась резкость.
— Любая женщина думает о подобных вещах, но…
— Но не по отношению к неряхе вроде меня, живущему в полуразвалившейся крысиной норе, наподобие этой… Ты это имела в виду?
— Не говори за меня. Я этого не сказала и даже не думала об этом. Я не жалуюсь… разве что тебя ужасно долго не бывает дома.
— У меня работа.
— Знаю… просто я скучаю без тебя. По-моему, мы чаще бывали вместе в те первые недели, когда встретились. Было весело…
— Тратить деньги всегда весело, но нельзя веселиться все время.
— А почему? Я имею в виду не все время, а иногда вечером или в воскресенье. Кажется, что мы не говорили друг с другом много недель. Я не хочу сказать, что роман должен продолжаться вечно…
— У меня работа. Какой, по-твоему, получится роман, если я ее брошу?
Ширли чуть не расплакалась.
— Энди, пожалуйста… я не хочу с тобой ругаться. Неужели ты не понимаешь?..
— Я все прекрасно понимаю. Если бы я был большой шишкой в синдикате, занимался девочками, гашишем и ЛСД, все было бы по-другому. Но я просто паршивый полицейский, пытающийся как-то спасти все от развала, в то время как разные ублюдки делают наоборот.
Он вставил патроны в барабан, не глядя на нее и не видя слез, текущих у нее по лицу. За столом она не заплакала, но сейчас не могла сдержаться. Этот холод, мальчишка с ножом, нехватка воды, все подряд, — а теперь еще это. Она положила фонарик на пол, он помигал и погас. Энди поднял фонарик и включил его, а она отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом.
Энди ей нравился, но любила ли она его? Трудно сказать, ведь они так редко видятся. Почему он этого не понимает? Она не пыталась спрятаться от жизни. Но она, ее жизнь, проходила не рядом с ним, а в этой жуткой комнате, где он иногда появлялся, на улицах, рядом с этими людьми, с тем парнем с ножом… Она заплакала еще горше.
Энди молча лег в кровать, молчала и Ширли: они не знали, что сказать друг другу. Вдвоем под одеялом стало теплее. Пахло смазочным маслом: должно быть, он плохо вытер руки. Когда он был рядом, ей было хорошо.
Она коснулась его руки и прошептала: «Энди…», но он не ответил. Он крепко спал.
Глава 2
— Чую, начинается заварушка, — сказал детектив Стив Кулозик, застегивая ремешок на шлеме, и угрюмо посмотрел сквозь защитное стекло.
— Ты чуешь заваруху! — покачал головой Энди. — Какое у тебя чудесное чутье! Пригнали весь участок — и полицейских, и детективов, нечто вроде ударных войск. Выдали шлемы и гранаты со слезоточивым газом в семь утра, заперли здесь без всяких приказов, — а ты чуешь заваруху. Поделись секретом, Стив.
— Природный дар, — спокойно ответил тучный детектив.
— Всем внимание! — заорал капитан. Голоса и шарканье ног стихли, люди в шеренгах замерли, выжидающе поглядывая в дальний конец помещения, где стоял капитан. — Сегодня у нас спецзадание, и детектив Дуайер из штаба все вам объяснит.
В рядах возникло шевеление, стоявшие в задних рядах пытались рассмотреть гостя. Штабное отделение занималось подавлением массовых беспорядков с применением оружия, работали они на Центральной улице и получали приказы непосредственно от инспектора Росса.
— Там, в задних рядах, меня слышно? — крикнул Дуайер и влез на стул. Это был широкоплечий, коренастый человек, похожий на бульдога, голос у него был хриплый и низкий. — Двери заперты, капитан? — спросил он. — То, что я должен сказать, предназначается исключительно для этих людей.
Все оказалось в полном порядке, и он опять обернулся, осматривая ряды полицейских в форме и детективов в штатском.
— Вероятно, этим вечером в городе будет убито пара сотен или, может, пара тысяч человек, — сказал он. — Ваша задача — сделать эту цифру как можно более низкой. Когда вы выйдете отсюда, вы увидите, что начинаются бунты и беспорядки, и чем быстрее вы будете действовать, тем лучше. Пункты социальной помощи сегодня закрыты, и никакой еды не будут выдавать в течение по крайней мере трех дней.
Послышался ропот.
— Прекратить шум! Вы кто — полицейские или кучка старух? Я вам обо всем говорю прямо, чтобы вы были готовы к худшему, а не хлопали глазами.
Наступила абсолютная тишина.
— Отлично. Беспорядки происходят уже несколько дней, но мы не могли действовать, пока не оценили общее положение вещей. Теперь мы это знаем. Город перестал выдавать продукты по карточкам, поскольку склады почти пусты. Мы собираемся их закрыть, подвезти резервы и открыть через три дня. Но норма будет уменьшена — и это секретная информация, ее не следует разбалтывать каждому встречному-поперечному. До конца зимы норма останется минимальной, не забывайте об этом, что бы вы ни услышали. Непосредственная причина нехватки продуктов — авария на главной магистрали к северу от Олбани. Но это не самая большая неприятность. Зерно вскоре начнет снова поступать, но его будет мало. Один профессор из Колумбийского университета на Центральной улице рассказал нам об этом, чтобы мы могли принять какое-то решение, но я не буду останавливаться на технических деталях — у нас не так много времени. Но если коротко, то дело обстоит примерно так.
Прошлой весной не хватило удобрений, и зерна было собрано мало. Были ураганы и паводки. Пылевой шар продолжает расти. И еще неприятности с соевыми бобами, отравленными инсектицидами. Вы знаете об этом ровно столько, сколько и я, — все это было по телевизору. К этому добавилось еще множество неприятных мелочей — беда не приходит одна. Советом президента по экстренному планированию были допущены некоторые ошибки, и там вы скоро увидите другие лица. Так что всем жителям нашего города придется потуже затянуть пояса. И нам с вами хватит работы, уж коли мы занимаемся охраной порядка. Мне не нужно говорить вам, что случится, если начнутся бунты, поджоги и тому подобное. Мы не можем рассчитывать на какую-либо помощь извне, потому что у армии куча других дел. Именно вам придется заниматься всем этим. Причем в пешем строю. Не осталось ни одного годного вертолета: у них сломаны детали, узлы или лопасти, а запчастей нет. На вас ложится большая ответственность. На вас рассчитывают тридцать пять миллионов людей, живущих в этом городе. Если вы не хотите, чтобы они умерли с голоду… выполняйте задание. Ну, есть вопросы?
По рядам пронесся шепот, затем один полицейский нерешительно поднял руку. Дуайер кивнул.
— Сэр, а как насчет воды?
— Эта беда скоро будет ликвидирована. Ремонтные работы на акведуке почти завершены, и воду пустят самое большее через неделю. Но по-прежнему сохранится нормирование, поскольку имеет место снижение уровня грунтовых вод на Лонг-Айленде и очень низок уровень в резервуарах. И это приводит к еще одной проблеме. Мы каждый час передаем по телевидению предупреждения, мы поставили в порту столько охраны, сколько только смогли. Но люди по-прежнему пьют речную, воду. Не знаю, как они это могут делать, — чертова река превратилась в настоящую канализационную трубу, — но они это делают. И причем не кипятят ее, что равносильно самоубийству. В больницах зафиксировано множество случаев дизентерии и тифа и Бог знает чего еще. А до конца зимы дела будут обстоять еще хуже. На доске объявлений вывешен список симптомов этих заболеваний, и я хочу, чтобы вы их запомнили наизусть, смотрели во все глаза и докладывали в управление здравоохранения обо всех подозрительных случаях. Сделайте прививки — и вам не о чем беспокоиться. В управлении есть все необходимые вакцины. — Дуайер наклонил голову, прислушиваясь к шепоту в ближайших рядах, и нахмурился. — По-моему, кто-то сказал «государственный чиновник». Может быть, мне послышалось. Однако давайте с этим разберемся. Это выражение выдумали коммуняки, и в том смысле, в котором они его употребляют, оно означает, что тот, кто доводит линию партии до масс, продает им прошлогодний снег, всякую чушь. Но в этой стране мы работаем совсем по-другому. Возможно, я государственный чиновник, но я говорю вам правду, чтобы вы могли выйти на улицу и выполнять свою работу. Есть еще вопросы?
