по-любому не смог бы смотреть, как они тебя казнят перед строем, без суда и следствия! Чего?!
– Ничего, – отвернулся Насреддин. – Помрём вместе. Говорят, так даже веселее. Проверим, Лёва-джан?
Чёрный шейх поднял руку, призывая всех к молчанию.
Возможно, он хотел сказать приличествующую моменту речь, но не успел. В небе над Бухарой появилась быстро увеличивающаяся точка, в считаные минуты оказавшаяся человеком, стоящим на летающем ковре и размахивающим старым мечом. Узнать великого эмира Сулеймана в драном халате и тюбетейке было просто невозможно…
– Остановись, негодяй, узурпировавший мой трон! Или, клянусь Аллахом, я обезглавлю тебя вот этим же мечом и отправлю твою душу к твоему господину – иблису!
– Что это за нищий побродяжка? – поинтересовался у палача Хайям-Кар.
Тот недоумённо повёл плечами: да много их тут таких по базару нетрезвыми ходит…
– Мы – великий эмир Бухары, оплот единства и законный правитель Сулейман аль-Маруф! – грозно оповестил эмир, подпрыгнув на ковре так, что послышался треск ткани.
– Явился – не запылился, – буркнул Лев.
– И по-прежнему ведёт себя как осёл, – грустно подтвердил Ходжа, но кто их слушал…
Никто, потому что слуги чёрного шейха мигом приволокли за шиворот изменника-визиря, и тот с ходу заявил на всю площадь:
– Наш прекрасный эмир, да вспомнит его Аллах, почивает в своих покоях, а этот оборванец, дерзающий называть себя его пресветлым именем, обычный самозванец!
– Обычный?! – вновь возмутился Ходжа. – Можно подумать, все самозванцы появляются на летающих коврах, лживый ты шакал!
– Дать бы ему по гульфику, – поддержал друга Оболенский, но их опять-таки не услышали.
– Мы – ваш эмир! – Сулейман выпрямился во весь рост, воздев кривой меч над головой. – Этот ковёр – сам очучан-палас, летающий под небесами! Этот халат – броня святого Хызра, не пробиваемая никаким оружием! Эта тюбетейка делает человека невидимым! Этот меч срезает по сто голов за один раз!
– Что ж, воистину эти вещи будут полезны для меня, – пораскинув мозгами, признал Абдрахим Хайям-Кар, теребя серебряную бороду. – Джинн! Принеси мне всё, что перечислил этот человек.
В одно мгновение неведомая сила сбросила эмира с ковра, отняла оружие, халат и головной убор, а самого владыку Бухары бесцеремонно переставила поближе к осуждённым. Лицо его было растерянным, он безмолвно открывал рот и недоумённо поводил ушами, словно пытаясь согнать надоедливую муху обманчивого сна, вернувшись в мир привычной реальности. Увы и ах…
Конечно, реальность была таковой, что, кроме «пророка» с его рабами, вряд ли кому всерьёз нравилась. Но народ пока ничего толком не понял и чего ждать от невнятной смены власти не знал. А вот визирь Шариях, наоборот, всё просёк очень быстренько и теперь корил себя на все лады за союз с чёрным шейхом, лихорадочно соображая, на кого бы повесить всю вину за собственную глупость. Дворцовой страже, в принципе, было по барабану, кому конкретно служить, но воины всё-таки как-то соображали, что, скорее всего, новый хозяин постепенно заменит их своими людьми…
Рассказ продолжился уже вечером, когда наконец заявился Ходжа в порванном халате, с разбитым в кровь носом, но довольный собой, как уцелевший троянский воин.
– Я бился один против шестерых!
– Тогда уже как герой битвы при Фермопилах, – скорее отвечая самому себе, пробормотал я, пропуская домулло в ванную.
– Да воздаст тебе Аллах за доброту и понимание. Я быстро совершу омовение и всё поведаю.
– Лучше скажи сразу: милицию звать?
– Лучше правительственные войска, – подумав, кивнул он и заперся в ванной комнате.
– Куда ты влез?!
– В твою ванну, почтеннейший…
– Не увиливай от ответа. – Я нервно пнул дверь ногой. – Куда ты умудрился влезть, с кем поцапаться? Какого уса моржового тебя вообще тянет на драку в нашем мирном городе?!
Ответом мне послужил лишь плеск воды и монотонное пение Насреддина под душем. Волей-неволей пришлось перебеситься и ждать. Домулло вышел минут через пятнадцать. Освежённый, довольный, густо пахнущий моим одеколоном, которым он щедро и храбро залил свои синяки и царапины. Низко поклонился мне, выпрямился и торжественно заявил:
– О мой драгоценный друг и щедрый хозяин, простишь ли ты меня, если выслушаешь правдивую историю моего сегодняшнего приключения, которая, клянусь Аллахом, не только интересна, но и поучительна!
– Ходжа, можно короче? – не хуже Льва Оболенского взвыл я.
Домулло охотно поклонился ещё раз и предельно лаконично объяснил:
– Я побил врагов ислама!
– Ты издеваешься?!
– Ты сам просил покороче, почтенный. Ладно, не делай такое страшное лицо, словно я сказал, что назвал твой адрес сорока девяти моим близким и дальним родственникам из Средней Азии, – тонко улыбнулся он. – На улице ко мне подошли два неправедных мусульманина и предложили деньги за то, чтобы я устроил теракт в больнице для раненых воинов. О, Лёва-джан хорошо объяснил мне, что такое по-вашему «джихад», «бомба» и «направленный взрыв при максимальном скоплении народа». Я поднял палку на дороге и крепко вколотил в их глупые головы истинные слова хадисов: «А женщинам и детям врагов своих не делай зла, ибо Аллах любит справедливость…» А потом пришли ещё четверо и поколотили уже меня. Но тут подоспели стражи закона, их забрали, а меня отпустили под подписку о невыезде. Уводимые злодеи кричали, что вернутся с армией и убьют меня за измену. Может, мне уже пора нарушить эту подписку? Лёва-джан говорил, что до Мексики рукой подать…
Вечером забегал наш участковый, поблагодарить гражданина Насреддина за проявленную гражданскую бдительность. Умилённый домулло два раза обнял его, назвал «благороднейшим из стражей» и пообещал пригласить на плов. Вы думаете, он не пришёл? Как же, ещё и с половиной отделения. Мой дом постепенно превращался в чайхану…
Глава 49
Если мужчина остаётся наедине с женщиной – третьим меж ними будет шайтан! Поэтому – только мужчины!
Хадис театра Виктюка
Меж тем история настолько набирала обороты, что неслась вперёд быстрее колесницы святого Хызра! Смещённый эмир сидел на корточках, обхватив руками голову, словно придавленный безысходностью произошедшего. Ходжа думал о том, как сегодня жарко, и если умереть всё-таки предстоит, то хорошо бы быть похороненным побыстрее, а то на таком солнцепёке ему придётся ещё и пахнуть. Какие мысли занимали на тот момент кудрявую голову Оболенского, доподлинно выяснить не удалось – Хайям-Кар поднял руку, призывая колышущееся море жителей к смирению и тишине.
– О жители благородной Бухары, я избавлю вас от гнусной лжи этого самонадеянного наглеца. Его ждёт страшная смерть. Смотрите же все и узрите истинную силу веры, способную передвигать горы, возводить дворцы и приводить к покорности самих джиннов!
Он издал пронзительный крик на манер мастеров карате в стиле «шотокан», присел, крутнулся на месте, отчего полы его халата взметнулись, подобно крыльям летучей мыши, и, потрясая кулаками, выкрикнул в небо:
– Я призываю тебя, о могущественный Бабудай-Ага, явись предо мной и уничтожь моих врагов!
Громыхнул гром среди ясного неба, невесть откуда налетевшая тучка закрыла солнце, и над помостом зависла дымчатая фигура огромного джинна. Гигант щёлкнул пальцами, и
