наследницами уделов, которыми они могли владеть не иначе, как выйдя замуж за рыцаря, указанного сюзереном. Надо ли говорить, что в двенадцатом веке замужество благородных особ было делом политическим, совершаемым под покровительством сюзерена. Муж получал доступ к телу вместе с правами и обязанностями ленного владения. Он мог завоевать также и сердце, но не вправе был этого требовать. Королевские дочери еще и поныне находятся в том же положении; и, что досаднее всего, их неукоснительным долгом считается отдать сердце тому, кому даже не понадобилось их согласия на владение их телом. (Прим. П. Париса).
321
Поскольку в старинных рукописях буквы n и u трудноразличимы, возможно, надо читать не «выродок» [malnйs, т. е. mal nй], а «дурной» [malvйs, т. е. mauvais]. (Прим. П. Париса).
322
Не тот ли это Рыцарь Золотого Кольца, который упомянут в «Обретении Книги Грааль» (стр. 139)? (Прим. перев.).
323
«Так сошлись вместе двое непорочных: королевский сын и королевская дочь. И вышло, что они не знали ничего, но учились у природы. И так сблизились телесно, что цветы невинности осыпались меж ними». (Рук. 339, л. 122). (Прим. П. Париса).
324
«И миновал Александровы пределы», т. е. Геркулесовы столпы, которые Александр тоже преодолел, если верить жесте о нем: «Сир, таких воителей славных не видано было, Что до самых столпов Геркулесовых мир покорили». А вовсе не Артур, как можно прочесть в удивительно богатом на измышления издании г-на графа де ла Вильтасета (Dinan, 1861, стр. 465). – Я не припомню, чтобы видел этот роман об Элене Белом. (Прим. П. Париса).
325
Критики могут заметить здесь свидетельство постепенных переделок легенды о Граале, чьи чудесные приключения предназначено завершить некоему непорочному рыцарю. Им по очереди становились Богор Ганнский, Ланселот Озерный, первое имя которого было Галахад; Перлево, или Персеваль; и, наконец, Галахад, сын Ланселота. (Прим. П. Париса).
326
В оригинале – ribauds. В XII веке так звали не только праздных гуляк и бродяг, увязавшихся за войском. Король Филипп Август (1165–1223) сформировал себе личную охрану из таких простолюдинов, вооруженных дубинами и стерегших его день и ночь. Видимо, подобные команды были и у других сеньоров, а романист перенес их в Уэльс времен короля Артура. (Прим. перев.).
327
Здесь романист нам сообщает, что в городе и в замке название «Скорбный Оплот» заменили на «Оплот Радости». Но, добавляет он, окрестный люд не принял этой замены и придерживался старого названия. (Прим. П. Париса).
328
См. Ланселот, т. I, стр. 120. (Прим. П. Париса).
329
Существует версия, что это тот самый Гальфорд, владение герцога Ганора, который упоминается в романе «Святой Грааль» (стр. 218). Этот замок якобы стал одним из первых оплотов христианства в Британии, после того как Насьен, сподвижник Иосифа Аримафейского, обратил Ганора в христианскую веру. (Прим. перев.).
330
Здесь мы видим новый пример того, что еще в двенадцатом веке представляла собою домашняя прислуга в благородных семействах: это своего рода рыцарские подмастерья, в роли которых подвизались юные друзья или родственники рыцаря, бывшие у него на попечении. Еще и в семнадцатом веке роль горничной и компаньонки в основном отводилась менее удачливым родственницам; тогда как нынче мы бы постыдились доверить такого рода работу бедным кузинам, чтобы не возбудить подозрение, что мы разбогатевшие выскочки. Такова одна из многочисленных причуд нашей демократической эпохи. (Прим. П. Париса).
331
Далее (на стр. 669) Парис заменяет Столпы (фр. Pillars) на Постаменты, или Плиты (Perrons), а в сноске приводит варианты: лес Трех Камней (Pierres), лес Трех Погибелей (Perils). (Прим. перев.).
332
В этот день (6 мая) существовал обычай носить венок, букетик или гирлянду из роз; бароны должны были раздавать их всем своим домочадцам. Дом Шарпантье упоминает еще за 1554 год, в учете доходов Понтье, «венки из алых роз каждый год, на день святого Иоанна Крестителя». По словам Капела, 22 июня, на праздник Св. Павлина, носили венки из красных бутонов. (Прим. П. Париса).
333
Мы видим в нашем романе, что рыцарь не мог без урона для чести поднять руку на оруженосца, слугу, карлика, горожанина или крестьянина; разве что в случае правомерной обороны. Отсюда и безопасность этих людей, а зачастую и безнаказанность их наглых выходок. Отсюда же проистекает то положение кодекса чести, которое запрещало правителю принимать вызов от обычного человека благородных кровей, а тому – вызов от человека низшего сословия. (Прим. П. Париса).
334
См. Ланселот, т. I, стр. 96. (Прим. П. Париса).
335
Бретонцы усвоили некоторые сказания из античной мифологии. Лэ о Нарциссе и о Пираме уже были известны. Здесь мы еще обнаруживаем лэ об Орфее. Сюжеты всех трех взяты из Метаморфоз Овидия. (Прим. П. Париса).
336
Чтобы сгладить анахронизмы этого эпизода, следует помнить, что под Сарацинами наш романист понимает не только Магометан, но и вообще Язычников. (Прим. П. Париса).
337
Это был, очевидно, обычай времен Меровингов. В погребениях той эпохи, обнаруженных в наши дни и во вскрытии которых мне довелось участвовать, находят в большем или меньшем числе и в большей или меньшей сохранности фрагменты наконечников копий, больших мечей, шлемов и поясов. (Прим. П. Париса).
338
Ланселот, т. I, стр. 24. (Прим. П. Париса).
339
«Который был чернее мавра». От этой масти, черной, как мавр, происходят клички Morel, Moreau, которые охотно давали всем черным лошадям. (Прим. П. Париса).
340
«Он вовсе не был обучен переправляться по доске». (Прим. П. Париса).
341
Очень редко можно видеть, как простолюдины вторгаются в наши романы. Но мнение, которого придерживались о них тогда, почти такое же, какое многие простые горожане наших дней составляют себе о крестьянах, вилланах или деревенских жителях Средних веков. (Прим. П. Париса).
