вырвал у него под пытками в Асторге, он временами все же выражает некоторую надежду вновь оказаться на свободе.
Бенито упоминает человека по имени Пенья, градоправителя Ла-Гардиа. Этот человек, говорит он, интересуется им и имеет (или так воображает Бенито) влияние при дворе, которым он воспользовался бы, если бы знал, в каком положении оказался Бенито. В другой раз он клянется, что если когда-нибудь выберется из тюрьмы, то покинет Испанию и отправится в Иудею. Он убежден, что все случившееся стало ему наказанием за то, что он отказался от закона Моисея и отрекся от истинного Бога ради того, чтобы принять религию Бога Рожденного (Dios Parido). Но кроме этих слов, он ни на что не жалуется; чаще он саркастичен по поводу своих бед: например, сетует, что все, что он получил в обмен на деньги, отданные им для душ, находящихся в чистилище, – это блохи и вши, которые почти сожрали его живьем в тюрьме Асторги; или что вся награда, полученная им от церкви за купель для святой воды, заключается в пытке водой, которую применял «эта собака доктор в Асторге».
Бенито клянется, что умрет евреем, пусть даже его сожгут живьем. Он яростно поносит инквизиторов, называя их антихристами, а Торквемаду – величайшим антихристом из всех; насмешливо намекает на то, что называет обманом и шутовством церкви.
Именно от Бенито Юсе, к своему удивлению, узнает об аресте своего отца и о том, что тот находится в этой же тюрьме в Авиле. Бенито сообщает ему об этом во время их первой беседы, когда бранит музыку Юсе. «Не бренчи на гитаре, – говорит он, – пожалей своего отца, который находится здесь и которого инквизиторы пообещали сжечь»[388]. Во время другой, более поздней беседы между заключенными Юсе спрашивает Бенито, что стало причиной ареста его отца; когда Бенито рассказывает о произошедшем на постоялом дворе в Асторге, Юсе расспрашивает его об освященной облатке, и его вопросы явно выдают тот факт, что юный еврей уже знал и о ней, и о расследуемом деле. Он делается таким настойчивым в своих расспросах, что Бенито резко велит ему оставить эту тему, в то же время уверяя его, что он ни разу не назвал его имя инквизиторам (возможно, Бенито было неудобно отвечать на эти расспросы, не выдав при этом, до какой степени он обличил своих товарищей).
На первый взгляд это утверждение кажется ложным; но Бенито явно подразумевает, что он ни разу не упоминал имени Юсе в связи с облаткой или каким-либо иным образом, могущим его обличить. И здесь он говорит правду в той мере, в какой она ему известна, – он ведь не мог предположить, что рассказанное им о собственных преступлениях против веры, совершенных в доме Юсе в Темблеке, могло быть каким-либо образом истолковано против юноши и его отца.
Перейдя к другим темам, они говорят о некоей вдове в Ла-Гардиа, о которой Бенито известно, что она практикует иудаизм, потому что та никогда не ест ничего, содержащего в себе сало или ветчину, и что он часто видел, как она ест adafinas (еврейское блюдо, приготовляемое в пятницу для шабата)[389] и пьет кошерное вино[390].
В досье Юсе Франко нет показаний шпиона, приставленного для подслушивания его разговоров с Бенито, но, возможно, подобные показания найдутся в записях суда над Бенито, где им и положено быть, поскольку своей откровенностью он весьма серьезно обличил себя и совершенно не обличил Юсе. Можно не сомневаться, что инквизиторы воспользовались полученными таким образом сведениями, явившись допрашивать Юсе 9 и 10 апреля[391], а затем 1 августа[392], когда вытянули из него показания, объединяющие в себе все вышеизложенное.
На полях последнего из этих показаний есть примечание, отмечающее слова Бенито о вдове из Ла-Гардиа; это указывает на то, что инквизиторы не намерены упускать из виду случайные сведения.
Несомненно, действуя на основании отчета подслушивавшего шпиона и получив наконец сведения, на основании которых могли приступить к работе, инквизиторы Вильяда и Лопес в сопровождении писца наносят Юсе неожиданный визит в его камере воскресным утром 9 апреля. Получив от него подтверждение того, что он уже сообщил в Сеговии и в тюрьме Авилы, они при помощи туманных и ловких вопросов вытягивают из него следующие дополнения к предыдущим признаниям.
Около трех лет назад еврейский врач по имени Юсе Тасарте, ныне покойный, рассказал ему, что он просил Бенито Гарсиа добыть ему освященную облатку и что Бенито украл ключи от церкви в Ла-Гардиа и таким образом сумел раздобыть облатку; что в результате этой кражи Бенито был арестован (надо полагать, по подозрению) два года назад под Рождество (то есть в 1488 году) и провел в тюрьме два дня. Тасарте рассказал Юсе, что облатка была нужна для «веревки с определенными узлами», которую Тасарте вместе с письмом отдал ему, чтобы он доставил их раввину Пересу в Толедо, и Юсе исполнил эту просьбу. Но помимо этого, добавляет Юсе, ему ничего не известно о том, что стало с облаткой, и Тасарте ничего ему об этому не рассказал; и что не только Тасарте, но и Бенито Гарсиа, Мосе Франко (уже покойный брат Юсе) и Алонсо Франко из Ла-Гардиа были замешаны в этом деле, если верить тому, что Мосе рассказал своей жене Хамиле. Тут Юсе поправляет сам себя и после некоторого раздумья говорит: Мосе рассказал об этом не Хамиле, а самому Юсе.
Это странное утверждение, и оно, несомненно, высказано в ответ на череду вопросов о том, что ему известно о некой облатке, использованной в магических целях. Есть основания считать (и вскоре мы в этом убедимся), что Юсе намеренно лгал в надежде сбить инквизиторов со следов реального дела.
Однако следует отметить, что в других своих показаниях он старается не упоминать евреев, которым его слова могут навредить. Его брат и Тасарте мертвы, Алонсо и Бенито Гарсиа уже арестованы, и Бенито признался Юсе, что уже наговорил достаточно для костра. Кроме того, они – христиане, поскольку приняли крещение, и предать их не является для Юсе таким же серьезным проступком, как выдать правоверного еврея. Это особенно заметно, когда он отказывается от своих слов о некоторой связи с этим делом его невестки Хамилы, решив, вероятно, что даже такая малость может очернить ее – и, несомненно, именно так бы и произошло.
Инквизиторы удалились, явно не удовлетворившись допросом, а позже в тот же день приказали Юсе предстать перед ними в зале для судебных слушаний. Там они возобновили расспросы, и им удалось выудить у него довольно много сведений о его беседах с Бенито в тюрьме – о чем они, несомненно, уже были полностью проинформированы. На следующий
