башни.
— Однажды я оставил тебе шрам ожерельем, — сказал Арунис. — Ты отплатила мне мечом. Но теперь снова моя очередь, и три — это магическое число.
Таша попыталась пошевелиться, но сумела только запрокинуть лицо к небу. Они не были птицами, эти силуэты над головой. Это были души умерших, мчащиеся над этим Пограничным Королевством в страну смерти. Как каждая душа, со временем. Как она могла поступить в любой момент: маленькая смерть среди миллионов, лист во время урагана, пылинка.
— Нет!
Диадрелу со всей силы ударила ее по руке:
— Таша Исик! Воин! Поднимись, поднимись и позови своих друзей, пока они не исчезли! Вино, девочка, вино!
Ничто из того, за что она когда-либо бралась, не было и вполовину таким трудным. Ее губы были почти мертвы, ее голос был подобен скрежету ногтя по двери. Никто не обернулся; они плакали. Она попробовала еще раз. Они ничего не услышали.
Но Арунис услышал, и то, что она смогла что-то сказать, очевидно, его напугало. Он спрыгнул с дерева и двинулся вперед — и Диадрелу, словно тигрица, развернулась к нему лицом, выхватывая свой икшель-меч.
— Теперь мы дошли до этого! Можешь ли ты метать смерть-заклинания в прихожей Смерти, маг? Твоя душа сильнее моей? Тогда забери Ташу у меня! Иди, иди и забери ее!
С этими словами Диадрелу спрыгнула с кровати, и когда ее ноги коснулись лесной подстилки, она внезапно стала размером с Аруниса, разъяренной и смертоносной. Таша ахнула — и в том, другом мире тень, которая была Рамачни, услышала ее.
— Всем молчать! — взревел он. — Таша, ты что-то сказала?
Арунис начал обходить кровать, низко пригнувшись, словно тень среди деревьев. Диадрелу следовала за ним шаг за шагом, держась между Ташей и магом. Она насмехалась над ним, вращая своим мечом.
— Ты не смог победить их при жизни. Ты никогда не сделаешь этого после смерти. Ты не прикоснешься к этой девушке.
Таша вложила в свой голос последние силы. Она нашла и прохрипела единственное, едва различимое слово. Снова и снова.
— Вино! — воскликнул тень-Фелтруп. — Она просит вино! Бегите, бегите и принесите его!
Какая-то фигура повернулась и исчезла в темноте.
Внезапно Арунис опустился на колени и сунул руку в одно из дымящихся отверстий. Из-под земли раздался крик. Арунис выдернул руку из отверстия. В его руке был боевой топор, обоюдоострый и жестокий, но к нему прилагалась рука скелета. Рука двигалась, сражалась с ним за оружие. Арунис оторвал руку скелета от топора и швырнул ее в деревья.
Затем он бросился в атаку, завязалась битва. Казалось, Диадрелу была права: Арунис не мог атаковать с помощью магии. И все же он был ужасным противником, быстрым, злобным и сильным. Он размахивал топором двумя руками по дуге на высоте плеч или обрушивал его сверху вниз. Таша была потрясена его мастерством. Но Диадрелу была боевым танцором: бойцом, который посрамил бы любого тураха, сфванцкора или мастера-воина из Толяссы, если бы они когда-либо столкнулись с таким врагом человеческого роста. Кружась, вращаясь, ее клинок был похож на плотное кольцо вокруг нее, она двигалась в два раза быстрее мага. Проблема заключалась в том, что ее эффектные движения лучше помогали уклоняться от врага, чем удерживать позицию против него. С детства икшелей учился плести, уворачиваться и проскальзывать сквозь человеческие пальцы. Они не держали позицию. Диадрелу пришлось бороться со своими инстинктами, чтобы не дать Арунису добраться до кровати Таши.
За исключением того, что кровати больше не было. Таша лежала на голой земле, положив голову на камень, а корни злых деревьев извивались под ней. Алифрос почти исчез: от него не было видно ничего, кроме иллюминатора, слегка окрашивающего темноту. Тени ее друзей утратили четкие очертания; их голоса превратились в бессмысленные звуки.
Но Диадрелу дралась все лучше и лучше. Она ускользала от ударов колдуна, наносила ему удары, заставляя его парировать их топором. Когда он попытался схватить ее, она извернулась под ним, развернулась и ударила его рукоятью меча.
Арунис перекатился и мастерски взмахнул топором, держа его одной рукой. Дри отпрыгнула назад, втянув живот, и лезвие прошло на волосок от ее ребер. Арунис снова замахнулся, почувствовав свое преимущество, и отбросил ее обратно к Таше. Дри потеряла равновесие. Она увернулась от третьего удара, пошатнулась, и Арунис бросился на нее с блеском в глазах.
Его четвертый удар был слишком поспешным и, следовательно, последним. Дри отпрыгнула, оказалась вне пределов досягаемости, затем снова развернулась и сильно ударила мага ногой в подбородок. Арунис пошатнулся, и быстрая, как удар хлыста, Дри вырвала топор у него из руки и сбил его с ног. Поставив одну ногу ему на шею, она взмахнула собственным оружием мага. Топор отрубил ему руку у запястья.
Арунис взвыл. Но рана не кровоточила: возможно, в Агароте не было крови, как не было настоящей и окончательной смерти. Диадрелу схватила отрубленную руку и изо всех сил швырнула ее в темноту.
— Иди! — сказала она Арунису, — и, если ты вернешься, я возьму твою вторую руку и обе ноги и отдам их трупам в этих ямах.
Рядом с Ташей появилась тень, нависла над ней, говоря без слов.
Арунис ощупью поднялся на ноги и нырнул в темноту. Уже почти скрывшись из виду, он обернулся и крикнул:
— Тебе не победить. Для Алифроса наступает ночь! Рой поглотит этих личинок, которых ты защищаешь. Его невозможно остановить. Я уже победил.
С этими словами он убежал, прижимая к себе обрубок руки. Затем Таша почувствовала, как нежная рука приподняла ее голову, и холодная жидкость коснулась ее губ.
Вино было восхитительным здесь, на земле, где оно было изготовлено. Таша почувствовала, что жизнь возвращается к ней еще до того, как она глотнула. Вибрирующая энергия пронзила ее с головы до ног. Ближайшая к ней тень обрела очертания: это был Пазел. Она могла слышать его, чувствовать тепло его руки.
Диадрелу бросилась к ней.
— Они сделали это, так? — спросила Дри. Очевидно, она не могла видеть остальных в каюте или бутылку у губ Таши. — Не слишком много! — воскликнула она. — Два глотка, не больше.
Таша только что проглотила во второй раз. С усилием она отвернулась.
— Дри, — спросила она, — это действительно смерть?
— Незавершенная смерть, — сказала женщина-икшель. — Агарот — странная и пугающая земля, но все же, мне кажется, она больше похожа на мир живых, чем на
