понизил температуру в коридоре на несколько градусов. Несмотря на слова, сходные почти что с оскорблением, Пчёлкиной отчего-то было весело. Но веселье её было злое, лишь сильнее подкрепило мысли о вещах, что заняла её голову сразу, как Аня перешла порог гостиной.
Видимо, у Елизаветы Андреевны такая позиция ко всему неугодному — брызгать ядом. Внучка вышла замуж за «плохого» парня? Быть недовольной. Внучка сына от того самого «плохого» парня родила? Зубоскалить. Двоюродная сестра зятька, с которой говорила впервые за всю свою длинную жизнь, стала женой такого же «плохого» друга Белова?
Надо охать, ахать и высказывать своё «фи», о котором никто и не спрашивал.
Ольга напугано вскинула брови, когда Пчёлкина глаза свела в прищуре, никак не подходящим «Анечке», а Елизавета Андреевна, сильнее укутывая плечи в яркую шаль, прошаркала в шумную гостиную. Белова окрикнула бабушку, но та не обернулась даже, и не собираясь, видимо, извиняться ни перед внучкой, ни перед гостьей.
Аня перевела взгляд на Олю, но догадалась, что Ольга, которую знала более, чем хорошо, оттого рисковала со стыда сгореть, и тогда отвела взор.
— Прости, Бога ради, — жарким шепотом попросила Белова над ухом Аниным, до которого ей пришлось приподнять подбородок.
Пчёлкина сказала быстро, будто отсекла:
— Ничего страшного.
Ольга поняла — Аня даже в суть извинений не вдумалась — и оттого ещё гуще зарделась. Ну, бабушка, что же ты говоришь-то малознакомым людям?..
Пчёлкина занесла в гостиную «дышащую» паром картошку, поставила совсем рядом с мясом, и тогда стол окончательно оказался накрыт. Оля, зашедшая следом с лицом, покрывшимся румянцем, причину которого поняла только Анна и, возможно, вернувшаяся в своё кресло Елизавета Андреевна, хлопнула в ладоши, привлекла внимание:
— Всё готово, можно садиться! Присаживайтесь, накладывайте себе всего. И побольше!..
— А Белый-то где? — спросил Фил у Ольги и пропустил виноградинку, которую Тома очень «удачно» бросила ему под глаз. Валера дёрнулся под хохот Киры, видимо, сделавшейся более простой от тихого глотка коньяка из личной фляжки Космоса, и тогда за спиной Ольги, которая только плечами успела пожать, вырос, точно приведением, Саша.
Он улыбнулся и, смеясь своим фирменным смехом, обратил на себя внимание братвы:
— А вы, чего, потеряли меня?
Аня, уже прошедшая к своему месту, обернулась. На миг ей уши заложило — вот как радостно и громко встретили бригадира. Она аж на стульчик осела слева от Пчёлкина, который одну ладонь ко рту приставил, словно в рупор крича, а второй жену обнял за бёдра.
Саша супругу в плечо поцеловал, когда Анна, прижавшись к боку, к ровной, тёплой груди Вити, заметила Елизавету Андреевну, в испуге раскрывшую глаза и крутившую головой так резко, что чудом казалось, как у старушки шею не защемило. Рука Суриковой лежала на груди, будто пыталась успокоить трепещущееся от гула сердце.
Пчёлкиной хотелось, совсем как злодею из старого мультика, захихикать.
Следующие две минуты, вошедшие в число последних шести минут всего года, для Анны стали какими-то сумбурными. Саша здоровался со всеми, тормозя возле каждого из бригадиров, дамам руки расцеловывая жестом настоящего джентльмена, а присутствующие принялись переговаривать шумно, наполнять тарелки салатами, горячим. Из потока общих слов, преимущественно нечленораздельных восклицаний, Пчёлкина, взяв себе плошечку с крабовым, услышала немногочисленные вопросы:
— А мать-то где, Сань? Не будет, что ли, тёти Тани?
— Не, я её в Турцию отправил. Пусть отдохнёт, мир поглядит хоть немного.
— Сын как?
— Спит, родной. Без задних ног дрыхнет, но ты, Кос, всё равно больно не ори.
— Уж обещать не могу!..
— А ты постарайся!
По бокалам потекли вина. Елизавета Андреевна, важно поднявшись, всё-таки села ко всем за стол и протянула свой фужер к Валере, которого, видимо, сочла самым порядочным, попросила себе налить «немножко красненького». А Филатов, одновременно свой бокал держа в толкучке чужих фужеров над запеченной птицей, не знал, за что хвататься.
Максим откупорил бутылку шампанского, — такого холодного, что она почти беззвучно выстрелила ему пробкой в ладонь — и сладкий газированный алкоголь, сильной пеной поднимаясь, принялся течь как в бокалы, так и мимо них.
— Ну-ну, куда льёшь, Макс!..
— Держите-держите, сейчас вторую, если надо, откроем!
— А ты сам как думаешь? Мы тебе, что, школьники, чтоб бутылку вдесятером не одолеть?!..
Песня радио стихла за громким говором, напоминающим пчелиный улей. Аня, почувствовав, как потяжелел её стакан, прижала к себе бокал. Она уже будто пьяной стала — от одного запаха, видимо — и не уследила за ладонью, раз пальцы проскользили по предплечью Пчёлкина.
Он сел к ней рядом и руку, которую Аня обняла, издевательски-оглаживающим движением спустил девушке от самого бедра до колена, прикрытого тонким-тонким капроном телесного цвета.
Игра света на шариках, висящих на ветвях ёлочки за спиной мужа, показалась обесцвеченной, тусклой в сравнении с искорками и огоньками в его зрачках.
Оля, стоящая за плечом Саши, обняла супруга за локоть и, облокотившись о руку его, с некой тоской посмотрела на корочку на курице; эх, теперь никто апельсинов не почувствует, а только одно сплошное шампанское…
— Скажи, что ли, что-нибудь, Саш, — подала голос Тома, раньше всех пригубившая шампанского.
Белов ей улыбнулся широко, в каком-то невероятно подкупающем обаянии демонстрируя ровные резцы. На мгновение Ане показалось, что брат даже покраснел, и, если б Пчёлкина не отмечала Новый Год с Беловыми до этого, то подумала бы, что он говорить не хотел, что засмущался до ужаса.
Но знала, что слова Саши — некая традиция. Замена речи по телевидению, которое Белов считал тупым говорящим ящиком.
— Ну, что хочу сказать, братва, — протянул Белов, подняв чуть над столом бокал, по внешним стенкам которого стекали капельки российского шампанского.
— Глянь, президент, не иначе!.. — пихнул Валера Аню и подбородком указал на её двоюродного. Пчёлкина попыталась подавить смех, но сделала это звучным прысканьем, которое точно не смогло не остаться незамеченным.
Над столом прокатился смех, к которому, к удивлению Пчёлкиной присоединились и высокомерная Кира, и откровенно лицемерная Елизавета Андреевна.
Саша смерил кума своего и сестру двоюродную взглядом, каким, наверно, могла обладать только бывшая Анина классная руководительница, стоило ей узреть очередную стычку двух главных сорванцов класса — Лёшки Макарова и Серёжки Науменко.
— А-ну, тихо, — негромким, почти мягким тоном сказал Сашка, палец прижал к губам.
Валера послушно закивал болванчиком, и только, вроде, Белов, продолжил, как вдруг раздался звонок двери. Аня выдохнула со смесью спокойствия и заранее проявившейся усталости.
Мама приехала.
— Я пойду, встречу! — вдруг встрепенулся Космос и раньше, чем Кира, только, вроде, повеселевшая от внимания Холмогорова, успела за ним увязаться, поспешил в коридор, а оттуда — в
