Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
Наступал финал, который с оркестром ни разу не репетировался полностью. Оркестранты, продолжая играть, доставали молотки, гвозди, пилы. Первыми начали скрипки. Петр Второй схватил свою за гриф и саданул ею по полу; то же сделал со своим альтом Петр Второй, пройдясь еще по нему молотком. Зал выдохнул. Даже лампы, как всем показалось, засветили темнее. На сцене происходило избиение инструментов. Разбивались на куски виолончели, растаптывались всмятку трубы, с хрустом ломались смычки. Некоторые крушили с остервенением, другие – осторожно, дрожащими руками; Виолетта Захаровна, разделавшись со скрипкой, уронила свою пышную голову. Все это было подчинено ритму, хотя и безумному, но строгому: над оркестром летала палочка Николая Кирилловича. Вот, почувствовав затылком его взгляд, подняла голову Виолетта Захаровна; сделал еще несколько нужных ударов по виолончели Ринат. Разрушались не все инструменты; некоторые еще продолжали звучать, выкрикивать что-то, шептать. Николай Кириллович снова проверил вполоборота зал, увидел окаменевшие головы, полуоткрытые рты, несколько застывших рук, протянутых к сцене. И вот теперь… Он дал знак. В угасавшем гуле и грохоте постепенно возникла флейтовая тема начала. Вот последний удар молотком по контрабасу, и остается одна флейта, звук ее поднимается, добавляется тихий звук ударных, нарастает, оркестранты тянут долгую ноту…
Николай Кириллович, почти согнувшись, делает знак ударным, Бегмат кивает и размахивается, чтобы сымитировать звон на никелированных трубках…
И загремел колокол.
Бегмат так и стоял, застыв; опустил руки и стал вертеть головой. И не он один.
Звон шел снаружи, со двора, врываясь в зал через открытую дверь и сотрясая театр. Колокол ликовал, гудел, плескал светом и наполнял собой все. «Кто-то пробрался во двор… – быстро думал Николай Кириллович. – Звонарь? Откуда?..» Но тут добавилось еще нескольких колоколов и пошел такой ликующий перезвон, что Николай Кириллович уронил руки и растерянно и радостно поглядел в оркестр. На какое-то мгновение он увидел не оркестр, а огромные шарообразные куски металла и льда, разлетавшиеся от ударов колокола на множество мелких частей. Сердце отпустило, по груди и рукам побежало тепло.
Колокол стих, зал был неподвижен. Николай Кириллович быстро поклонился и вышел через раскрытую дверь на пожарную лестницу. Во дворе было светло. «Неужели утро?» – успел подумать Николай Кириллович, но тут же понял, что нет.
Свет исходил из круглого тела, чуть ниже во дворе, возле колокола.
На небольшой площадке лестницы стояла фигура в военной форме.
– Ну что, отпиликал? – услышал мягкий, чуть в нос, голос Гоги.
Они стояли молча, уткнув носы в плечи друг друга.
– Задушишь. – Гога поднял лицо и строго улыбнулся. – Готов?
Николай Кириллович кивнул.
– А город уцелеет? – вспомнил, заволновался.
– Любимый го-род… – Гога артистично сплюнул за перила, – …может спать споко-ойно.
Помолчал.
– И видеть сны…
Взял Николая Кирилловича за руку и поднял подбородок:
– Вон, гляди. Это уже их остатки, мелочь. Метеоритный дождь.
Небо горело и слегка звенело от звезд. Несколько медленно падали.
– А война?..
– И войны не будет, – продолжал держать его за руку Гога. – Повышенную боевую готовность американцы отменили, наши тоже, израильтяне прекратили огонь. Ну что, поехали?
– Скажи хоть куда.
– Пока в Город с желтым куполом. А потом – куда определят.
Гога стал спускаться вниз, лестница загудела.
– Гог!
– А? – обернулся.
Николай Кириллович все еще стоял на площадке:
– Я насчет Варюхи… Ты в курсе?
– Ага. – Гога остановился. – Я насчет всего в курсе. Неверный диагноз. Здорова она, просто бронхит, нервы. Знаешь, как это у впечатлительных девочек. Но страшного ничего, зря тебя Лизон на уши ставила… Да, стой. – Порылся в кармане. – Чуть не забыл, – протянул маленький футляр. – Папа́ велел тебе передать. Раньше, конечно, надо было. Но, прости, не успел, попал в передрягу, еле выпутался…
Николай Кириллович глядел на маленький камешек, освещавший ладонь голубоватым светом.
– Спасибо, – закрыл футляр. – А ты его видел?
– Папа́? – Гога спускался; следом, держась за перила, спускался Николай Кириллович. – Да я целый год им был! Он во мне жил, представь? Полное раздвоение личности… Ну что ты?
– Я… соскучился по тебе.
Они снова стояли, обнявшись. Николай Кириллович хотел еще спросить насчет Жанны, но Гога потянул его за руку:
– Ладно, пошли, еще наболтаемся. Я тебе несколько таких танцевальных номеров покажу, обалдеешь…
Лестница еще немного погудела от шагов и стихла.
* * *
В это время в зале Николай Кириллович медленно опустил палочку и повернулся к публике. Наконец кто-то пришел в себя, вскочил и бешено захлопал. Мгновенно поднялся весь зал, зашумел и… тут же снова стих.
Николай Кириллович, не успев поклониться, стал падать. И обмяк на руках подхватившего его Рината.
Как потом уверял Ринат, на лице Николая Кирилловича была удивительная улыбка. Это было странно от Рината слышать, он не был склонен к патетике. Впрочем, и другие оркестранты тоже успели ее заметить.
* * *
Ленинград, 6 января 1990 года
Через семнадцать лет после этих событий несколько музыкантов собрались на Владимирском, у гостеприимных Рогнеды и Юлиана.
Днем был концерт памяти Николая Триярского, которому должно было бы исполниться шестьдесят. После концерта стояли в фойе, Зильбер-Караваева предложила продолжить у них, Юлиан закивал. Поднявшись из темноватой станции, купили сладкое и шматок сулугуни; выпивка, говорила Неда, скосив глаза на американского гостя, в доме есть.
Американским гостем был бывший питерский композитор Фред Яблоков (некоторые, особенно молодежь, о таком даже не слышали). В Штатах Яблоков стал, хотя и далеко не сразу, довольно известным музыковедом. Последние лет десять преподавал в псевдоготическом теремке в Йеле и считался специалистом по русской авангардной музыке шестидесятых, особенно по творчеству Николая Триярского. Как успела кое-кому сообщить Неда, этому научному интересу способствовало то, что Яблоков был женат на вдове Триярского. В конце семидесятых она эмигрировала с детьми в Штаты и поселилась в Нью-Йорке. На одной вечеринке Яблоков, после очередного развода, заметил немногословную женщину из серии вечных тургеневских девушек; когда узнал, чьей женой была девушка, пригляделся попристальнее.
Этот брак оказался для Яблокова гораздо удачней предыдущих: они прожили вместе целых десять лет и расстались почти друзьями. Яблокову удалось сохранить хорошие отношения с детьми Лизы, а приемную дочь, Варю Триярскую, он даже собирался привезти с собой. Но в последний момент, увы, не получилось.
Ознакомительная версия. Доступно 43 страниц из 212
