Девушка перепрыгнула через скамью и схватила веревку.
– Бросай Гриманду, – продолжила итальянка и позвала гиганта: – Гриманд!
Король Кокейна сидел на носу плашкоута, спустив ноги в воду. Вокруг запястья у него была намотана цепь, все еще прикрепленная к лодке. Оттолкнувшись от борта, великан прыгнул в воду. В первую секунду Карла не поняла его замысла. Две части заграждения разошлись, и течение понесло ялик в образовавшийся просвет.
– Паскаль, Орланду, за весла! – скомандовала графиня.
Гриманд успел раньше их. С ревом, вобравшим всю его ярость и бушевавшую внутри боль, он подтянулся на цепи, схватил ялик за корму и держал его, сопротивляясь быстрому течению реки.
Карла ничем не могла ему помочь. Она могла сказать, чтобы Инфант отпустил их, что в его мучениях нет необходимости, но это лишило бы умирающего единственной драгоценности, которая у него осталась.
Орланду вставил весло в уключину левого борта. Паскаль села рядом с ним и взяла второе весло. Они не бросят Матиаса.
Но бросят Гриманда.
Его всё равно пришлось бы оставить. Разумеется. Но до сих пор Карла гнала от себя эту мысль. Осознание неизбежного всколыхнуло в ее душе бурю чувств, самым сильным из которых была печаль. Огромная рука короля воров находилась в нескольких дюймах от ее руки – толстые, как древко копья, пальцы стискивали борт с такой силой, словно хотели раздавить его. Вес нагруженного ялика заставил Гриманда вытянуть руки, словно на распятии. Течение медленно относило их к берегу. Он сплевывал воду, а дыры глазниц на его обожженном и деформированном лице никак не отражали его мучений. Они просто смотрели и видели все.
– Гриманд… – начала было Карла и замолчала, не зная, что сказать.
– Меня ослепили не слезы, так что не стоит их проливать, – отозвался вор.
– Гриманд! – Эстель вскочила, и Карла обняла ее, чтобы девочка не упала в воду.
– Ля Росса, моя дорогая. Будь верна своей сестре и ее матери, – попросил ее в ответ слепой великан.
– Да, – кивнула девочка.
– Дракон не может умереть, и он будет охранять тебя. Всегда.
– Как ангел?
Гриманд втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Черный ангел? – Эстель подняла голову. – Как у Танзера?
Матиас перегнулся через борт на носу плашкоута над Гримандом, протянул алебарду, зацепил выступ за борт ялика и подтянул его к себе. Король воров погрузился в воду, но не разжал пальцы.
– Мой Инфант, со всем уважением, но ты стоишь у меня на пути, – предупредил его рыцарь.
– Значит, обойди меня – так делали все.
Иоаннит переместил крюк по другую сторону от Карлы, и она подвинулась на скамье. Ее муж перекинул через борт ялика одну ногу, затем другую, после чего встал на скамью и бросил алебарду в реку, держась за борт плашкоута свободной рукой.
Тишину ночи разорвал звук, подобного которому никто из сидящих в лодке еще не слышал.
Карла повернулась. Остальные тоже.
Освобожденная расходящимися половинками заграждения, охваченная огнем баржа медленно поворачивалась – ее уносило течением. Казалось, она движется по ковру из мертвых тел, а из ее носа вверх бил фонтан пара. Звук был такой, словно тысячи горящих углей одновременно отдавали свой жар реке.
– Мой Инфант, мы все на борту, и все уплатили за переправу, – сказал Тангейзер своему слепому помощнику.
– Тогда идите. И будь готов услышать мой смех! – крикнул тот в ответ.
Госпитальер отпустил борт, и ялик отнесло на расстояние вытянутых рук Гриманда. Эстель вскрикнула, схватила Ампаро и прижалась к груди Карлы.
Инфант Кокейна держал ялик, оскалив зубы и подняв пустые глазницы к звездам.
Матиас прошел к передней гребной банке и положил оружие на дно. Махнув Орланду и Паскаль, чтобы они передали ему вторую пару весел, он сел и вставил их в уключины. Потом рыцарь наклонился вперед, положил лопасти весел на воду плашмя и улыбнулся жене из-за заслонявших ее юных, печальных лиц. Он ждал команды. Карла взяла румпель и кивнула. Иоаннит погрузил весла в воду и принялся грести.
Почувствовав движение, Гриманд отпустил борт и перевернул ладонь, так что его пальцы скользнули по пальцам Карлы. Ялик устремился вперед, и огромная рука упала в воду. Графиня посмотрела на Ампаро. Малышка по-прежнему не спала и по-прежнему не обращала внимания на окружающий мир.
Повернувшись, Карла увидела, как подбородок Гриманда опустился на грудь. Голова его исчезла под водой. Над поверхностью оставалась лишь рука с растопыренными пальцами: обмотанная вокруг запястья цепь намертво соединила ее с разорванным заграждением.
Матиас продолжал равномерно грести, и ялик набрал скорость. Они миновали баржу, которая, кружась и изрыгая клубы дыма, приближалась к берегу. Шпиль Сент-Шапель, башни Нотр-Дама, Сен-Жак и Лувр – их силуэты чернели на фоне звездного неба, становясь все меньше и меньше. Карла увидела факелы на высокой стене.
Они покидали Париж.
Итальянка отвернулась.
Эстель же продолжала смотреть назад.
– Он пошевелился. Глядите, Карла! – воскликнула она. – Он не умер.
Графиня оглянулась на обмотанную цепью руку. Возможно, это была иллюзия, порожденная игрой лунного света, дыма и воды, но ей показалось, что пальцы Инфанта сжались в кулак.
– Видишь, Эстель? – окликнул девочку мальтийский рыцарь. – Гриманд тебя не обманывал.
Ля Росса вытерла лицо рукавом и повернулась к нему:
– Драконы похожи на ангелов. Они могут летать под водой так же легко, как в небе.
Глава 44
Безымянные переулки
Гуго ждал в переулке возле конюшни, пока не услышал крики. Минут через пять всё стихло, и он стал пробираться к мосту Нотр-Дам по самым густым теням, какие только мог найти.
Рядом с ним трусила лысая собака.
– Прошлой ночью я говорил тебе не ходить с ними, а ты не послушался, да? Не мог оторваться от стаи. Видишь, к чему это привело? – ворчал на дворняжку мальчик.
Но пес, казалось, был доволен результатом своих приключений.
Нужно будет придумать ему кличку, когда появится время, решил Гуго. Мальчишки Тангейзера назвали его Люцифером. А как еще назвать лысого пса?
На мосту никого не было, кроме какой-то маленькой девочки.
Девочка его не интересовала, и Гуго даже не знал ее имени. Она выглядела потерянной – не потому, что не знала, где находится, а потому, что была совершенно одна.
Сострадание до добра не доводит. Гуго всегда это знал, а сегодняшний день стал еще одним тому подтверждением. И завтрашний станет. Странно… А вот Карла никогда этого не узнает. Наверное, она считает его законченным негодяем, укравшим ее виолу, но Гуго почему-то чувствовал себя в долгу перед ней.
