нудная жизнь среднестатистического москвича, так и не побывавшего на настоящем Востоке…
Как раз примерно на эту тему мы и спорили с Насреддином. Домулло трескал уже второй кусман торта «Панчо» и внимательнейшим образом слушал мой рассказ о благочестивой Февронии.
– Её вёз через реку моряк и, утомясь работой вёслами в лодке, а также сражённый красотой этой целомудренной женщины, он полез с предложениями. «Ты женат?» – спросила она. Матрос кивнул. «Выпей воды справа от лодки», – попросила Феврония. Он зачерпнул горстью и выпил. «А теперь слева». Он вновь зачерпнул и сделал глоток. «Отличается ли вода справа от воды слева?» – «Нет», – признал матрос. «Вот так и мы, женщины, по сути недр своих одинаковы и не отличны одна от другой. Иди же к своей жене и пей из своего источника!» Сражённый её мудростью, перевозчик уверовал в божественный промысел Всевышнего и, не задавая более вопросов, доставил Февронию на нужный берег…
– Воистину, она была достойной женщиной, – чинно поклонился домулло. – Но её философия пуста, и ей просто повезло, что в лодке не было настоящего мужчины с хорошо подвешенным языком.
– Как это? – не понял я.
Ходжа отложил блюдце с остатками торта, прикинул, будет ли вежливо, если он съест ещё, и широко улыбнулся мне.
– Тот матрос должен был лишь спросить: «А когда важнее вода, когда она рядом или когда её нет? Воистину, в тот миг, когда очень хочешь пить, вода из любого источника окажется слаще, чем та, что ждёт тебя за много дней у родного порога. И важно ли, чем утолить жажду? Ведь одна женщина подобна пресной воде, другая – кислому молоку, третья – ослиной моче, а четвёртая – молодому вину! Есть много причин утолить жажду здесь и сейчас, не отвлекаясь на сказки о воде левого и правого борта…»
– То есть ты бы её уболтал?
– Будь на то воля Аллаха, – деликатно выразился домулло. – Но твой рассказ тоже очень поучителен, я запомню его…
Он и запомнил, правда, потом переиначивал в притчах всё по-своему, но не теряя главной цели – истинное целомудрие должно было быть вознаграждено!
Единство моральных и этических ценностей народов России и Востока всегда вызывало у меня умилённое чувство сопричастности. Разумеется, не всегда и не во всём, но в массе своей, по большому счёту, исходя из взаимоотношений между нормальными людьми, всё было так разнообразно и так единственно верно, что не оставляло сомнений в величии промысла Творца! Не Бог разделил этот мир, и даже не народы, а лишь их заблуждения. Недаром у многих народов слова «грех» и «ошибка» взаимозаменяют друг друга. Поменьше заблуждений, люди…
Но вернёмся к нашему длинному повествованию. В этой части трилогии непременно должна была появиться глава «История о благоразумном Ходже Насреддине, жестоком визире Шарияхе, отважном Багдадском воре и очередных происках врага рода человеческого». То есть полноценно участвовали все. И началось, кстати, именно с Ходжи, потому что, как только был приглашён палач, этот герой восточного эпоса не только мгновенно сменил пластинку, но и тут же запел с другого голоса!
– О великий и премудрый визирь! О светоч разума и справедливости! О исток благочестия и праведности! Не надо так сразу сажать меня на кол, ведь от боли человек может забыть всё, что знал, а мои знания, несомненно, будут полезны тому, кто решил править Бухарой.
– Что же ты готов мне рассказать?
– Всё! Всё, клянусь! Ну, может, исключая некоторые тайны мироздания. Хотя какие там, к иблису, тайны… Давайте всё расскажу!
– Хорошо-о. – Задумчиво пощипывая куцую бородку, визирь Шариях поудобнее уселся на трон и вперил пристальный взгляд в притихшего Ходжу. – Что тебе ведомо о нашем владыке?
– Волей судьбы, ребе Забара и шейха Хайям-Кара он превращен в белого ослика, бродящего по закоулкам города…
– Ты слишком много знаешь. Палач!
– Но мне ведомо, где найти белого осла, пока не кончилось действие волшебного зелья, – мигом соврал домулло. – Эмир в любой момент может вернуть себе истинный облик, и тогда…
– Что – тогда? – Визирь движением мизинца отослал палача за дверь.
– За ним может пойти народ, ибо предки Сулеймана аль-Маруфа по закону управляли благородной Бухарой!
– Ты найдёшь белого ишака и приведёшь его к нам, а чёрный шейх…
– Вы заключили договор, только вдруг преподобный Абдрахим Хайям-Кар передумает делиться властью? – тонко подметил Насреддин. – Тот, кому служат джинны, не нуждается в друзьях-визирях.
– Па-ла-ач!
– Но, возможно, и у великого Хайям-Кара есть слабое место?
– Пошёл вон! – рявкнул Шариях на пухлого здоровяка в красных штанах, до глаз заросшего бородой. – Чего ты припёрся, кто тебя звал?! Так что ты, о недостойный, говорил о «слабом месте»?
– То, что оно, воистину, есть у всякого. А чёрный шейх более всего на свете боится Багдадского вора…
– Ты лжёшь! Я не слышал слов глупее твоих! Эй, палач!!
– Не далее как позавчера Багдадский вор поставил шейху такой синяк под глазом, что тот и доныне закрывает лицо. Известно ли об этом великому визирю?
– Палач, пошёл вон! Пошёл вон, не отвлекай нас! Но где искать этого вора, скажи?!
– О, Лёва-джан неуловим, словно ветер, и никто не в силах его поймать. Легче изловить волну частой сетью или приказать соловью не петь ночами… – гордо вскинул голову домулло.
– Па-ла-а-ач!!!
– Не пойду, – упёрто раздалось из-за двери. – Вы уж как-то определитесь, почтеннейшие, а то загоняли уже, туда-сюда, туда-сюда…
– Меня никто здесь не слушается, – возмущённо захлюпал носом толстенький визирь. – Клянусь, если ты не скажешь, где найти белого осла и Багдадского вора, я сам зарежу тебя вот этим красивым кинжалом, что меня обязала носить на поясе большая и благороднейшая Ирида аль-Дюбина!
– Знаю её, – сочувственно покивал Ходжа. – Эта кого хочешь заставит, она такая. Хотите, вместе поплачем на эту тему?
Хвала Аллаху, старина Шариях не стал плакаться в жилетку героя народных анекдотов. Он лишь не поленился встать, сбегать, собственноручно вызвать стражу и потребовать сунуть Насреддина в зиндан.
– Воля ваша, господин, – спокойно кивнул Ходжа. – Но помните: ночью этот Багдадский вор придёт за вами. Будьте во всеоружии, вам же лучше…
– Ты думаешь, что я трус?!!
– Я думаю, что вы умный человек.
Когда Ходжу увели, визирь дал приказ удвоить стражу на стенах и утроить охрану собственных покоев. Куда, подумав, приказал доставить небольшой арсенал: шесть копий, четыре щита, два колчана стрел, два разновеликих лука, пять дамасских сабель, три кинжала, кизиловую палку и небольшую турецкую пушку. Чисто так, на всякий случай…
Глава 45
Почему одной женщины мало, двух – много, а по полторы они не делятся?
Учебник математики, Франция
Примерно в то же время наученный раскованными луноликими шалуньями много чему полезному, истощённый русский богатырь выполз наконец в коридор. Его познания о мире ласк и наслаждений, о женщинах и их возможностях, о новых ощущениях собственного тела и невесомых полётах во сне и наяву расширились до рамок Вселенной! Но
