После того, что вы сделали…
— Я? А что я сделал?
— Сами знаете.
— Простите, не знаю. Если вы про тот галстук, я все объяснил: во-первых, его вообще носить нельзя, во-вторых, там цвета чужих клубов.
— Какой галстук! Я про то, как вы обещали меня проводить и позвонили, что у вас дела, а я по дороге на вокзал зашла в кафе — и что же? Вы сидите с крашеной мымрой в розовом платье.
— Повторите, — сказал Фредерик. Джейн повторила.
— Господи! — сказал Фредерик.
— Меня как по макушке ударили…
— Постойте! Я все объясню.
— Да?
— Да.
— Все?
— Все.
Джейн покашляла.
— Сперва вспомните, что я знаю всю вашу семью.
— При чем она тут?
— Может, вы хотите сказать, что это — троюродная тетя.
— Ничего подобного. Это актриса. Вы ее могли видеть на эстраде в «Ту-ту!».
— По-вашему, вы все объяснили?
Фредерик поднял руку, призывая к молчанию, но понял, что все равно ничего не видно.
— Джейн, — сказал он тихим, дрожащим голосом, — помнишь, как мы гуляли в Кенсингтонском саду? Такой хороший был день…
— Не надейтесь меня растрогать.
— Я и не надеюсь. Я напоминаю, что мы встретили китайского мопса. Мопс как мопс, но ты пришла в восторг. С той поры у меня было одно дело в жизни — найти его и купить. Оказалось, что принадлежит он этой… м-м… даме. Мне удалось с ней познакомиться, я стал ее обхаживать. Тогда, в то утро, она сдалась. Пришлось позвонить тебе, а потом часа два слушать, как в последнем шоу ее оттер комик, представив, что пьет чернила. Ничего, я выдержал, к вечеру привез мопса, а наутро получил твое письмо.
Молчали они долго.
— Это правда? — спросила наконец Джейн.
— Конечно, правда.
— Посмотри мне в лицо.
— Какое лицо, тут тьма тьмущая?!
— Ну ладно. Так это правда?
— Еще бы!
— Мопса показать можешь?
— Сейчас — не могу, а дома — пожалуйста. Наверное, жует ковер. Подарю тебе на свадьбу. Мопса, не ковер.
— О, Фредди!
— На свадь-бу, — повторил Фредди, хотя слова застревали в горле, как патентованная каша.
— Да я ни за кого не выхожу!
— Повтори, пожалуйста.
— Я ни за кого не выхожу.
— А Диллингуотер?
— С ним все кончено.
— Кончено?
— Да. Это ведь я с досады. Думала — ничего, зато тебе неприятно, но он стал есть при мне персик. Забрызгался выше бровей. А потом еще кофе пил и так это всхрюкивал. Что ж это, всю жизнь сиди и жди, когда он всхрюкнет? В общем, я ему отказала.
— Джейн! — сказал Фредерик.
— Фредди!
— Джейн!
— Фредди!
— Джейн!
— Фредди!
— Джейн!
Прервал их слегка ослабленный годами, но непререкаемый голос:
— Мастер Фредерик!
— Да?
— Больше не будете?
— Нет.
— Поцелуете мисс Джейн?
— А то как же!
— Тогда выходите. Я яичек сварила.
Фредерик побледнел, но тут же взял себя в руки. Ах, это ли важно?
— Ведите меня к ним, — спокойно сказал он.
Сорванец девчонка
Наружность Роланда Мореби Аттуотера, молодого, но уже известного литературного критика, ничем не выдавала обуревавших его чувств, когда он стоял у дверей столовой дяди Джо, пропуская мимо себя выходивших после обеда дам. Роланд был человек воспитанный и умел быть сдержанным.
Но теперь он был раздражен. Во-первых, он ненавидел эти пышные дядины обеды. Во-вторых, у него на рубашке было грязное пятно, которое никак не удавалось скрыть. В-третьих, он знал, что дядя Джо ждет только удобного момента, чтобы снова заговорить о Люси.
Покудахтав, как куры, дамы вереницей потянулись из столовой: тетя Эмилия, ее подруга миссис Юз-Хайэм, ее компаньонка и секретарь мисс Партлет и, наконец, в конце процессии, приемная дочь тети Эмилии — Люси, довольно миловидная, несмотря на веснушки, девица с глазами ласковой болонки. Проходя, она бросила на Роланда взгляд, полный обожания. Вероятно, так же Ариадна посмотрела на Тезея после званого обеда у Минотавра.
Закрыв двери, Роланд вернулся к столу. Дядя благосклонно посмотрел на него, придвинул к нему бутылку портвейна и начал артиллерийскую подготовку.
— Ну, как тебе понравилась сегодня Люси?
Роланд поморщился, но кратко ответил:
— Очаровательна.
— Славная девушка.
— Очень.
— Удивительно милая…
— Да.
— И такая чувствительная.
— Вот именно.
— Она совершенно не похожа на развязных, курящих папироски современных девиц.
— Согласен.
— Я имел удовольствие столкнуться сегодня с одной такой девицей, — нахмурясь, продолжал дядя Джозеф, который был городским судьей. — Привлечена к суду за быструю езду. Это их страсть.
— Женщины — всегда женщины, — отозвался Роланд.
— Нет, пока я сижу в своем участке на Бошер-стрит, этому не бывать! Или я буду их штрафовать на пять фунтов и лишать права езды.
Он задумчиво отхлебнул вина и
