— Начало вполне традиционное, — кивнул Магнус.
— Ты бы записывал.
— У меня хорошая память. Говори дальше.
— Сообщаю, что мой союзник и друг Хантер, глава братства детей Хансера, с войском в пять, нет, шесть тысяч плутонцев будет направляться в Некромантский домен, подаренный мною ему, мимо ваших земель. Любой, кто посмеет на него напасть, тем самым бросает вызов мне и будет жестоко покаран.
Он посмотрел на меня круглыми глазами. Нужно отдать Магнусу должное. Он очень быстро просчитал реакцию любого из правителей Темной стороны, славящихся своей гордостью и независимостью, на подобное предостережение, больше похожее на ультиматум. Мы оба истерически расхохотались.
— Ты все-таки сумел оставить последнее слово за собой, — наконец сказал он. — Я велю разослать послов прямо сейчас.
— Отправь некромантов, — приказал я. — Может, им по старой памяти голов рубить не станут. Сомневаюсь, что с плутонцами на Темной стороне обойдутся как с послами.
А тем временем к замку продолжали стекаться жидкие ручейки людей. Я думал, против моих разбитых армий ополчится вся Луна. Но это оказалось не так. Да, друиды преследовали все более-менее боеспособные отряды, да, пытавшиеся мародерствовать и грабить находились и убивались. Но те, кто выходил в деревни с просьбами о помощи, получали кров и еду. Наши противники не ставили целью уничтожить плутонцев до последнего человека. Случалось, что для раненых открывали портал к самому замку. У Грешника в это время хватало работы. А его ученики набирались опыта не по дням, а по часам.
Но на следующий день после ухода Хантера Грешник явился ко мне. И по его взгляду я понял, что предстоит еще один неприятный разговор. Выглядел он уставшим, но в нем ощущалась та сила, уверенность, которые уже покинули меня.
— Ты ее продал, — просто сказал он.
— У меня не было выхода. Я связан клятвой, — устало ответил я.
— Она тебя любила, считала самым близким человеком, тем, кто заменил ей семью, а ты ее продал.
Возможно, если бы он кричал, ругался, полез в драку, мне стало бы легче. Но он оставался холоден как камень, как человек, определивший свой путь, отбросивший все колебания.
— Грешник, если бы я попробовал защитить ее, кровь вскипела бы в моих жилах, — попытался я оправдаться.
— Она не думала о себе, когда шла под меч Леонида. А ты ее продал. Возможно, попытайся ты что-то исправить, я бы относился к тебе немного лучше. Но ты продал ее, как какое-нибудь животное, как скаковую лошадь. Я теперь жалею, что не ушел с ней раньше.
— Теперь поздно. — Я печально вздохнул.
— Еще нет, — ответил он. — Прощай, Миракл. Ты засеял подлостью, ненавистью и предательством тучное поле. Я не хочу увидеть жатву. Хоть ты и заслужил все, что на тебя обрушится, я не хочу злорадствовать. Просто ухожу.
И он действительно просто ушел. Я наблюдал за тем, как Грешник покидал замок, из башни над воротами. За ним последовало десятка три его людей, небольшой отряд в белых одеждах с красными поясами и такими же, как у Грешника, шестами. Возле самых ворот он вдруг остановился и сказал:
— Уходите в Город Ангелов. Найдите Фулька Диэса. Он поможет вам.
— Ты разве не идешь с нами? — удивился Жак, до сих пор бывший самым преданным сторонником Белого.
— Нет. Я должен найти Пантеру и, возможно, спасти ее от Хантера.
— Тогда мы с тобой. — Сергий, сокрушающий врагов, шагнул вперед.
— Нет. Я запрещаю. Вы лишь задержите меня. Это — моя забота. А ваша с Жаком забота — ваши братья. Вы не всегда будете вместе, но всегда вы должны помогать друг другу. Потому что, кроме друг друга, у вас никого нет. Я учил вас, как мог. Помните, если каждый стоит лишь за себя, вы не выживете. А если будете готовы отдать жизнь за своего брата, вас никому не сломить. Надеюсь, мне удалось донести до вас правильность этого.
— Да, — ответил Жак, и все закивали, подтверждая, что говорит он не только за себя.
— Мне бы очень хотелось, чтобы потом не говорили, что с Плутона приходят только умеющие убивать. Ваше искусство целителей принадлежит всем людям. Пришла пора для вас идти и дарить его всем, кто в нем нуждается.
Он не сказал слов прощания. Он просто подпрыгнул и перекинулся в огромного белого ворона. На Плутоне они очень большая редкость. Некоторые считают их царями птиц. Я смотрел ему вслед, как и его ученики. Тоска сжимала сердце.
— Лети, Грешник, лети, — прошептал я. — Возможно, тебе удастся то, что сделать должен был я, пусть даже и ценой собственной жизни.
— Последний ушел, — услышал я за спиной голос Магнуса. — Вот ты и остался почти один.
— Такие, как я, одни не остаются, — возразил я. — Со временем найдутся те, кто считает себя умным и сильным, они постараются приблизиться ко мне и тем самым вскарабкаться на верхушку пирамиды.
— Чтобы потом, когда посчитают себя сильнее и умнее тебя, вогнать нож под лопатку, — закончил он за меня.
— Таков путь Плутона, путь Тьмы. Выживает сильнейший. Это всяко лучше того, что делают иллюминаты: помогают слабым, вместо того чтобы от них избавляться. Для темного нет неизменных союзников, есть неизменные интересы. У светлых все наоборот. И в этом мы сильнее.
— То-то, я смотрю, эти слабые иллюминаты били в хвост и в гриву твоих плутонцев.
— С ними были бессмертные, — попытался я возразить.
— В замке Конклава были бессмертные, и в Небесном Престоле они были. И побольше, чем в Городе Ангелов. И где они теперь?
— Ты хочешь сказать, что сопливое потакание слабости воспитывает более сильных людей, чем борьба за выживание? — Я обернулся к нему.
— Иллюминаты не потакают слабым, они ведут их, помогают, показывают путь, учат быть сильными. И это усиливает как ученика, так и учителя. Их ряды скреплены доверием, благодарностью. Ты ведь сам поступал так же, когда встретил Пантеру и Кота. Теперь каждому из них ты обязан жизнью. А вот с Хантером, когда вы затеяли борьбу за выживание, оба в результате оказались у руин своих планов. Вы просто уничтожили замыслы друг друга.
— Что ты всем этим хочешь сказать?
— Ничего. Лишь привел несколько рассуждений. — Он тут же сбавил тон.
— Я — дайх! Моя жизнь — борьба.
— С кем? За что?
— Это не так важно!
Он рассмеялся:
— Это — самое важное. Цель, Миракл. Борьба не может быть целью. Тогда она теряет смысл. Ты не знаешь, за что дерешься, а потому проиграешь. Какой же ты дайх? А вот он, — палец Магнуса указал в небо, в ту сторону, куда улетел Грешник, — он знает. Он — дайх, и не хотел бы я стоять на его пути.
— А я, по-твоему, чиэр?
— Не то и не другое. Ты — огромная мощь, пожирающая саму себя, точка в пространстве и времени, замкнутая на себе. Если разобраться, тебя нет, потому что сейчас ты никому не нужен, даже себе, и от тебя ничего не зависит.
