Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
Лакин захлопал глазами от такой интерпретации происходящего и в ужасе замотал головой, расплескивая воду из кружки. Но Ромку было не свернуть с пути истинного, он прозрел, все понял и теперь хотел объяснить другим.
– Это же наказание было ворюге этому! – гремел он, уже не понижая голос. – А теперь мы, получается, тащи его через это всё на себе? Да за что? Не нас же наказали – его. Да он бы тебя, думаешь, потащил? Да он бы тебя бросил тут, еще и карманы обчистил бы.
– Это его дело… Ну, обчистил бы, раз он такой. Но… Но я же не такая. Я же не он, – произнесла медленно Катя и вдруг, нащупав наконец ускользающую из-под ног почву, повторила с силой: – Я не он! И делать я буду по-своему! Я не буду обчищать карманы, красть, убивать, бросать беспомощного человека в лесу! Я не он, ясно?
Катя замолчала, будто выдохлась, потом обвела взглядом ряд противников (а еще недавно друзьями были!) и добавила тихо:
– А вообще, вас никто не заставляет. Идите на станцию. У Бори рука больная, я же понимаю, ему тоже к врачу надо… – последние слова Катя почти прошептала, чуть не плача. Ей вдруг совсем расхотелось спорить, доказывать. Захотелось горячего чая с печеньем, а Мотыльков и Рябинин чтоб уехали… Чтоб не видеть их. Никогда.
– Эй, Ливси! – развязно позвали из палатки. – Мне пи-пи надо! Где в моей палате туалет?
Катя вздрогнула, глянула на Машу. Гольдина наконец шагнула к девочкам. Щеки у нее разом вспыхнули, она вопросительно уставилась на Катю.
А Рябинин захохотал.
– Вот, вот! Давай, доктор Ливси, лечи больного со всеми вытекающими из него последствиями!
Ромкин хохот прервал Олег Борисович. Он молча встал с бревнышка, подцепил с земли пустую пластиковую бутылку из-под «Спрайта», очень кстати валявшуюся у тента, и скрылся в палатке девочек.
– Аккуратно, гражданин придавленный. Я нерях не люблю, – произнес он уже внутри, негромко и спокойно. В ответ промолчали.
– Между прочим, в том же «Острове сокровищ» пиратов оставили на острове, – вспомнил Артем Арсеньев. – И правильно сделали. Мы его спасать будем, а он у нас еще что-нибудь сопрет. Чувствует, гад, что люди хорошие попались…
Глава двадцать третья
Стихия стихией, а молоко подорожало
Вжикнула молния тамбура. Девочки хором повернулись спиной к палатке. Гольдина зажмурилась. Маша взяла Катю за руку.
– Порядок, девчата, – произнес за их спинами Олег Борисович. – Не тушуйтесь, эту часть ухода я беру на себя. Ничего страшного.
Тренер скрылся за светло-зеленым тентом, потом спустился к реке.
– Кстати, а помощь вызвал кто-нибудь? – спросил Арсеньев.
– Нет, а как?
– Ну, домашним надо сказать, они вызовут. Найдут в инете что-нибудь насчет спасения.
– Я своим боюсь говорить, что у нас тут творится…
– Отлично! Я тоже не хочу пугать, и что делать?
– Может, в пожарную позвонить – 101?
– Сдурела, Гольдина? Что ты им скажешь? Пожара-то нет!
– Тогда 103. Больной есть. Даже два.
– Это ты меня считаешь? – вскинулся Боря. – Какой я больной? Я и с одной рукой через что хочешь сам перелезу.
– Как выбраться, как?..
От реки поднялся Олег Борисович. Пустую бутылку положил у лазаретной палатки. Выпрямился.
– Ну что, все высказались? – оглядел он учеников. – Вот и хорошо. Теперь послушайте меня. Я этого Вампира, как вы его называете, одного не оставлю по-любому. Это всем понятно, надеюсь. Или мы все вместе отсюда эвакуируемся, или я с ним остаюсь спасателей ждать. Это не обсуждается. А вы все можете домой ехать, это будет абсолютно нормально. Только позвоните, как на станцию придете. Чтобы я знал, что вы благополучно выбрались и никто из вас ногу не сломал по дороге.
Мотыльков хлопнул Рябинина по плечу и показал большой палец. Хороший у вас, ориентировщиков, тренер, настоящий мужик! Вот и кончились проблемы, и никто не виноват. Тра-ля-ля, пошли домой.
– Олег Борисович… – начала Катя.
– Что, Катюша? – ровным голосом спросил он.
– А как же вы его один понесете?
– Один – никак. Значит, ждать с ним будем, когда придет команда профессионалов. Одного я его не оставлю, ты же его так хорошо иммобилизовала, – улыбнулся он.
– А мы?
– От помощи я не откажусь, – сказал тренер. – Но приказывать никому не буду, ясное дело. У меня только одна просьба – помогите котел достать. Воду вскипятить надо. Пить сырую все-таки не стоит.
Сказал и замолчал. И пошел сухие сучья собирать для нового костра. Далеко, правда, идти не пришлось. Не дальше двух метров от палатки.
Снова горел костерок, закипала вода в найденном котле. Солнце катилось в голубом небе, вспыхивая от удовольствия.
Раненый спал в палатке, Олег Борисович позвонил по волшебному номеру 112, объяснил ситуацию, обрисовал местоположение и опять пошел за дровами. Мотыльков и Арсеньев собирали свои вещи за сосновым частоколом, шумно встряхивая каждую шмотку и ругаясь при виде дырок.
Рябинин и Ракитин уже собрались, но уходить медлили. Борька все суетился, одной рукой пытался ломать сушняк для костра. Ромка время от времени спрашивал преувеличенно заботливым тоном, как Борькина рука. Рюкзак они сложили один на двоих, вернее, на одного – на Ромку, конечно.
Гольдина куда-то ушла, сказала, сейчас вернется. Остальные сидели и молча смотрели в огонь. День рождения, елы-палы, праздник-праздник… Ком в горле от такого праздника.
– Девочки, ну глупо же вам тут… – в который раз начал по новому кругу Борька и не договорил.
– А вот кому молочка парного!.. – вдруг пронеслось над рекой.
Все переглянулись. Ромка хихикнул.
– Молоко, молоко! Картошечка!
– Ребята, у меня, кажись, глюк, – радостно сообщил Рябинин. – Голос! Мне голос был, он звал утешно…
– Заткнись! – поднял руку Клочков. – Всем тихо!
Прислушались: ветер, березы шелестят, дрова трещат…
– Молоко парное! Пятьдесят рублей литр! – прокричали совсем близко.
– К реке! – скомандовал Борька, и все рванули на берег.
– Эй! Стой! Эй, сюда! Нам молоко!..
По реке, лавируя между упавшими стволами, выплывала лодка. Обычная «пелла», ярко-синяя, с белым номером на носу. По воде желтыми пластиковыми лопастями шлепали весла. Человек исключительно колоритной внешности, с лохматой седой бородой и сияющей лысиной, в тельнике и флисовом жилете табачного цвета, греб как ни в чем не бывало, привычно и спокойно, будто его нимало не волновала перемена местности, и выкрикивал время от времени: «Молоко! Картошечка!»
– Если это глюк, – сам себе сказал Рябинин, – то пусть он кончится после того, как я попью молочка…
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 27
