– Я даже не могу сказать, что начал тебя понимать, – говорит он.
Я смотрю поверх него, всё поле взрывается радостными возгласами после того, как Пьерр забивает свой первый в жизни гол и взлетает над плечами товарищей по команде. Мы с Бьянки рассеянно хлопаем другу, который наконец-то, после нескольких болезненных месяцев, освоил фликербол.
– Не думаю, что я сама понимаю, – говорю я, не в силах удержаться от смеха, потому что постоянно удивляюсь колебаниям своих эмоций.
– На чём летаешь? – спрашивает Бьянки, стремясь смягчить обстановку.
– «Стирман ПТ-17» 1942 года, – говорю я.
– Что?
– Его зовут «Мистер Гуднайт».
– Ты, должно быть, шутишь.
– Именно на нём учился летать Джек, так что на нём он сейчас учит летать нас.
– Поверить не могу, что ты держала это в себе, – говорит он.
– Если бы я рассказала тебе об уроках пилотажа, мне бы пришлось объяснять, почему я пошла на них, а если бы я объяснила, почему пошла на них, мне бы пришлось рассказать тебе весь наш план, а после того как я бы рассказала тебе весь наш план, мне бы пришлось стоять здесь и наблюдать за тем, как ты принимаешь решение не говорить мне, что план может не сработать, потому что ты хочешь пощадить мои чувства.
– И в чём конкретно заключается ваш план?
– Мы с Марией получаем наши лицензии пилотов-любителей и наконец-то получаем возможность подать заявки на вступление в «Летающих соколов». Мы проходим отбор и, возможно, наше блестящее выступление заставляет Дженкса разрыдаться, не знаю, эту часть плана я ещё не продумывала. Может, там будет неловкое рукопожатие, и сквозь стиснутые зубы он нехотя процедит «я ошибался насчёт тебя, Дэнверс». Может, он скажет, что я лучший пилот из всех, кого он встречал в жизни, и вручит мне приз. Я не знаю, эта часть плана за последние несколько месяцев стала весьма подробной. – Бьянки смеётся. – А затем мы с Марией становимся «Летающими соколами». – Я пожимаю плечами. – И им всем придётся признать. Придётся признать всё, чего мы достигли за этот год – «ястреба войны», почётные выпускники, «почётная эскадрилья» – и тогда они передумают, и мы с Марией станем первыми женщинами – летчиками-истребителями в истории ВВС США. – Я поднимаю взгляд на Бьянки. – Мы лучшие, Том.
– Я знаю, – отвечает он.
– Тогда всё должно сработать, – говорю я полным фальшивой бравады голосом.
Бьянки делает глубокий вдох:
– Кэрол, только потому, что ты лучшая, это ещё не означает, что...
– Не говори этого, – говорю я, схватив его за запястье. Сама не знаю, зачем я так сделала. Я как будто должна была схватить его, заставить его остановиться, пусть даже он собирался произнести прописную истину, которую мой собственный разум напоминал мне по двадцать раз на дню. Бьянки смотрит на меня.
– Я знаю. Понимаешь? Я знаю.
– Хорошо, – отвечает он.
Я с благодарностью киваю. В последовавшей тишине я медленно отпускаю его руку.
– Я всё ещё не верю, что ты можешь летать на «Стирмане ПТ-17», – говорит Бьянки, с улыбкой качая головой.
– Ты ему рассказала? – спрашивает Мария, появившись словно из ниоткуда. После тренировки она вся потная и раскрасневшаяся.
Пьерр и Дель Орбе следуют за ней по пятам, но по-прежнему не могут догнать. Наш седьмой период закончен, и наконец-то наступает время обеда.
– Рассказала ему что? – спрашивает Пьерр.
– Рамбо и Дэнверс берут уроки лётного мастерства. Вот где они пропадают, – отвечает Бьянки.
– Я же говорил вам, парни, – замечает Дель Орбе.
– Нет, не говорил. Ты говорил, что они ездят в аэропорт наблюдать за самолётами, а не летать на них, – возражает Пьерр.
– Вы были в аэропорту? – спрашивает нас Дель Орбе, готовясь защищать свою точку зрения.
– Вы наблюдали за самолётами? – Дель Орбе ходит перед нами кругами, словно прокурор на допросе.
– Да, – говорит Мария.
– Ваш протест отклонён, – восклицает Дель Орбе, потрясая рукой перед лицом Пьерра.
– Ты что вообще делаешь? – со смехом интересуется Бьянки.
– Не виновен, Ваша честь! Я выиграл пари, – отвечает Дель Орбе, направляясь в сторону Митчелл-Холла и высоко задрав руку в победном жесте.
– А ты ещё удивляешься, почему мы вам раньше не рассказали, – говорю я.
Мы следуем за Дель Орбе.
– О, я никогда не удивлялся, почему вы нам ничего не рассказали, – возражает Бьянки.
– Вы должны мне содовую, – кричит Дель Орбе через плечо.
– Мы ничего тебе не должны, – бубнит Пьерр, пытаясь догнать приятеля.
– Он не говорил вам, почему назвал свой самолёт «Мистер Гуднайт»? – спрашивает Бьянки.
Я качаю головой.
– Он сказал, что расскажет, после того, как мы пролетим на нём, но так и не рассказал.
– Я хочу сказать, это же не потому, что самолёт весь такой замечательный? Ты не называешь самолёт «Мистер Гуднайт», если с ним всё хорошо, – говорит Бьянки.
– Мне кажется, с «Мистером Гуднайтом» всегда всё хорошо, – не соглашаюсь я.
– В отличие от всех остальных, – смеется Мария.
Когда мы входим в столовую, я испытываю неловкость от того, насколько сильно нуждаюсь в том, чтобы наш с Марией план сработал. Меня преследует необъемлемая величина сбывшейся мечты о полётах и страх, что этот громкий, жизнеопределяющий щелчок может быть легко отнят у меня, если все кусочки головоломки не встанут на место.
Я знаю, что в жизни всё работает не так. Даже если мы и не окажемся там, куда хотим попасть, пережитый нами по пути опыт не будет потрачен зря. Хотя это знание, похоже, застряло на самом верхнем уровне моего мозга вместе с тем годом, когда президент Линкольн произнёс Геттисбергскую речь, и разными частями атома.
Я знаю это академически. Понимаю это разумом. Осознаю всю логику.
Всё в точности так, как сказал Джек: «Даже для самого лучшего пилота в мире всё порой идёт не так».
Но как я могу с этим свыкнуться? Почему я должна смириться с мыслью, что мне не позволят делать что-то, ради чего я была рождена? И не потому, что я недостаточно хороша или не заслужила это право, а просто потому, что родилась женщиной?
Я никогда в жизни с этим не смирюсь.
– Смирно! – командует Мария, предупреждая нашу группу о приближении капитана Дженкса.
Мы поворачиваемся к нему лицом и отдаём честь. Все продолжают стоять по стойке смирно, пока Дженкс осматривает наши потные, покрытые травинками тела. Мы с Бьянки стоим позади всех, поскольку тащились в арьергарде всю дорогу до Митчелл-Холла. Я надеюсь, что на этот раз Дженкс не выделит меня из толпы и не унизит. Я смотрю прямо перед собой, чувствуя по соседству присутствие такого надёжного и неподвижного Бьянки. Я готова поклясться, что атмосферное давление вокруг нашей группы изменилось, когда Дженкс останавливается напротив меня. Я продолжаю стоять, не шелохнувшись и не моргая. Расправив плечи. Задрав подбородок. Выпрямив спину.
