– Так, отче, – чесали затылки трудники. – Вроде на прошлой неделе топили уже баню? Чего ж, опять топить?
– А ваше какое дело? – возмутился келарь, делая страшные глаза. – Когда скажу, тогда и топить будете. Аль не согласны со мной?
– Да нет, мы чего? Мы ничего! – согласно кивали головами мужики. – Прощения просим, отец-келарь. Недопетрили мы чутка. Сейчас истопим, не серчай на нас. К вечеру банька будет душевная. Амброзия, а не банька!
– Ну, то-то! – удовлетворенно произнес отец Геннадий. – Начинайте уже. Потом приду проверю.
После ухода келаря один из трудников подмигнул другому и поманил его рукой к ближайшей дровнице, сложенной под навесом у забора конюшни.
– Айда, Гавря, отсюда возьмем.
Второй трудник с сомнением покачал головой и ответил:
– Так вроде это на зиму заготовили?
– Да ну, – махнул рукой первый. – До летней поленницы идти за скотник надо, а эта тут, рядом. Возьмем десяток полешек покрупнее, никто и не заметит. К тому же тут, кажется, уже кто-то до нас поработал. Разворошили все.
Гавриил не дал уговаривать себя дважды и легко согласился, тем более что его более сообразительный приятель уже вовсю орудовал около поленницы, выбирая дрова получше. Неожиданно он замер на месте, удивленно всматриваясь внутрь разобранной им кладки.
– Ты чего, Мишко? – дернул его сзади за рубаху приятель.
– Да не знаю я, – ответил он с сомнением в голосе. – А ну-ка, Гавря, подсоби. Тут лежит чего-то.
Вдвоем они схватились за нечто тяжелое, заваленное дровами, и потянули наружу. Поленница зашаталась, накренилась и рассыпалась с грохотом, утянув за собой обоих трудников и их страшный груз. Вскочив на ноги, Мишка и Гаврила стали суетливо креститься, с ужасом глядя на то, что выпало из развалившейся кладки. На земле поверх поленьев лежал мертвый слуга Глеба Морозова в залитой кровью косоворотке.
– Что же это, а, Мишко? – спросил более робкий и нерешительный Гаврила у своего приятеля.
– Душегубство! – коротко и мрачно ответил Мишка, с трудом оторвав взгляд от трупа. – Давай, зови людей…
Глава 14. Подозрения
Отец Феона и увязавшийся за ним любопытный Маврикий поспешили на хозяйственный двор, как только до них дошла новость об убийстве слуги. Придя на место, Феона разогнал всех любопытствующих и праздношатающихся зевак, которые, к его сожалению, уже успели натоптать вокруг места преступления кучу следов, и принялся обследовать труп Васьки. Васька лежал ничком, широко раскинув руки и ноги. Лежал, где оставили нашедшие его трудники. Никто из пришедших посмотреть так и не решился приблизиться к трупу. Феона присел на корточки рядом с телом, осмотрел его внимательно, потом при помощи Маврикия перевернул на спину. Тело было тяжелое и уже изрядно окоченевшее. Феона заметил, что на лице убитого застыло выражение обычного удивления, словно человека обманули, и эта мысль была последней, о чем он подумал перед смертью.
Изучая труп слуги, Феона приподнял подол окровавленной рубахи, оголяя его могучую волосатую грудь с коростой запекшейся крови.
– Удар сильный. Единственный и точный, – произнес он вслух, указывая Маврикию на рану в груди. – Видишь, плашмя аккуратно между ребер?
Феона положил на тело слуги руку между левым соском и смертельной раной.
– Ровно на два пальца ниже левого соска, – сказал он. – Прямо в сердце!
Маврикий сглотнул комок в горле и, завороженно глядя на рану, спросил инока:
– И что это значит, отец Феона?
Феона, запахнув обратно подол рубахи, посмотрел на своего молодого помощника и спокойно пояснил:
– А значит это, что преступник наш либо опытный убийца, либо военный, с отменным мастерством поединщика! Однако, судя по тому, что рана сквозная и орудием убийства скорее всего служил драгунский палаш, я больше склоняюсь ко второму предположению…
Маврикий был искренне поражен и напуган выводами учителя. Он с ужасом прошептал:
– И что, он сейчас здесь? В обители?
Отец Феона пожал плечами.
– Скорее всего. Видишь, кроме как на рубахе, нигде крови нет? Значит, убит давно, просто лежал где-то, а уже под утро перенесен и спрятан в поленницу.
– Так покойный-то тяжелый. Пудов шесть, не меньше. Трудно такого одному спрятать.
– Молодец, Маврикий, здраво мыслишь! – похвалил послушника Феона. – Получается, преступник был не один.
От подобной догадки Маврикий невольно поежился, а Феона повернулся к стоявшим в стороне трудникам, нашедшим тело, и спросил у бойкого Мишки:
– Скажи, сын мой, как часто пользовались этой поленницей?
Мишка крякнул досадливо, озадаченно почесал затылок, но решил не скрывать правды.
– Да вообще не пользовались. До зимы-то уж точно не должны были. Просто отец келарь велел с утра баньку затопить. Я пошел, смотрю, несколько бревен на земле валяются. Коль так думаю, отсюда и возьму. А тут такое дело!
– Понимаешь, Маврикий? – удовлетворенно произнес Феона, не оборачиваясь к послушнику.
– Ну да, убивец думал, до зимы не найдут!
– До зимы, не до зимы, но на какое-то время он точно рассчитывал…
Феона уже закончил осматривать тело, накрыв его услужливо принесенной кем-то со скотника дерюгой, когда к месту происшествия пришел архимандрит. Он был молчалив и суров. Очевидно, что уже был в курсе случившегося. И это его сильно раздражало и нервировало. Едва взглянув на труп, он передернул плечами, перекрестился и поспешил отойти в сторону. Собравшиеся на дворе стали подходить к нему за благословением. Подошел и отец Феона.
– Благослови, отец Паисий! – сказал он с поклоном.
Бросив на инока отчужденный взгляд, архимандрит сделал ему молчаливый знак следовать за собой и направился в сторону нижней анфилады монастырского двора. Феона направился следом, почтительно держась немного позади отца-наместника. Они прошли ажурные кованые ворота внутренней стены и оказались в роскошном архиерейском саду, живописными каскадами террас спускавшемся к самому берегу Чухломского озера. Прогуливаясь по ухоженным дорожкам сада мимо редких по красоте цветов и растений, собранных монастырскими садовниками в самых отдаленных частях страны, архимандрит задержался около одного невзрачного с виду куста шиповника. Постоял немного, глядя на уже отцветающие бледно-розовые бутоны, и неожиданно спросил:
– А знаешь, отец Феона, в Англии этот шиповник называют розой Московита?
Отец Феона, внимательно глядя в глаза настоятелю, уклончиво ответил:
– Интересно! Никогда о том не слышал.
Архимандрит, неспешно обходя кусты по кругу и трогая рукой осыпающиеся от его прикосновений нежные лепестки роз, продолжил говорить, не глядя в глаза Феоне:
