Миссис Диккенс сердечно улыбнулась мне:
— Некоторые медленно сходятся с людьми.
Я погладила её по голове:
— Я приготовила сюрприз в честь дня рождения миссис Роуч. Она будет в восторге и сразу же полюбит меня. А стоит мамаше Снэгсби и девочкам попробовать этот миндальный пирог — и они станут моими навеки.
— Что это за пирог? — спросила мамаша Снэгсби, когда я поставила блюдо на край стола.
— Миндальный.
Она одобрительно заворчала:
— На вид даже съедобно.
Бернадетта так и пожирала пирог глазами. А Филомена — честное слово! — жадно облизнулась, глядя на него.
Однако миссис Роуч не слишком жаждала пробовать угощение:
— Моя покойная матушка всегда говорила, что миндаль едят только крестьяне. Терпеть не могу эти орехи.
— Ваша покойная матушка была совсем ку-ку? — осведомилась я, доставая свечи и начиная втыкать их в пирог по кругу. — Ведь всем известно, что миндаль — самый изысканный орех. Королева Виктория уплетает его за обе щеки на завтрак, обед и ужин.
— Что ты себе позволяешь! — огрызнулась мамаша Снэгсби.
— Моя матушка была женщиной великих достоинств, — заявила миссис Роуч. — Она говорила на семи языках, изучала искусство в Риме, имела степень почётного профессора древнегреческой мифологии и могла цитировать пьесы Шекспира наизусть, слово в слово.
Я сочувственно улыбнулась:
— Старая перечница, должно быть, здорово уставала.
Всё семейство дружно ахнуло и схватилось за сердце.
— Кто будет разливать чай? — спросила миссис Диккенс. — Айви, подай гостям чашки, а я займусь чаем.
Я послушалась, чувствуя, что настало самое подходящее время, чтобы завязать непринуждённую светскую беседу.
— Миссис Роуч, — сказала я, подставляя чашку с блюдцем под струю кипятка, который осторожно лила из чайника экономка. — Весь город только и говорит, что о ваших званых вечерах. Кого ни спроси, все уверяют, что миссис Роуч…
— Лимон! — рыкнула она.
— Ну, физиономия у вас и правда довольно-таки кислая, но я бы на вашем месте не особенно из-за этого переживала. Так вот, как я говорила, если бы мне только довелось побывать на одном из ваших чудесных…
— В мой чай, дурочка! — перебила она. — Я хочу чаю с лимоном!
Я заливисто рассмеялась:
— Я вовсе не хотела сказать, будто вы злобная мегера с унылой миной. Это была всего лишь оговорка. Милая дружеская шутка.
— Глупый ребёнок, — пробормотала мамаша Снэгсби.
Чашка наполнилась, я бросила в неё ломтик лимона и вручила миссис Роуч.
— Поскольку у вас недавно был день рождения, — сказала я, расставляя свечи по торту, — я подумала, что было бы уместно украсить наш торт свечами.
Выражение её лица смягчилось. Самую малость.
— Как любезно с твоей стороны, — буркнула она.
— Такой превосходный пирог надо и подавать соответственно, — сказала миссис Диккенс. Она поставила блюдо на сервировочный столик и придвинула его к миссис Роуч и её дочерям.
— И мы непременно должны все вместе спеть «С днем рождения!», — добавила я, взяв спички с каминной полки.
Миссис Диккенс принесла стопку десертных тарелок.
— Где же ты взяла муку, деточка? — спросила она. — Я только потом принесла с рынка фунт муки, а утром-то в кладовке и крошки не оставалось.
— У Эзры в мастерской было немного муки. — Я зажгла одну свечку и стала от неё зажигать остальные. — Он прямо-таки настаивал, чтобы поделиться со мной.
— В мастерской? — с сомнением в голосе переспросила миссис Диккенс.
И тут мамаша Снэгсби как подпрыгнет! Да как бросится ко мне!
— Стой! Стой! — закричала она.
Довольно-таки странно, согласитесь.
— Что ещё такое? — фыркнула миссис Роуч.
Я как раз втыкала в торт последнюю свечу, когда мамаша Снэгсби, метнувшись вперёд, с нечеловеческой силой схватила меня за руку. Зажжённая свеча выпала из моих пальцев прямо на торт. Казалось бы, пустяки. Но вышло по-другому.
Торт сделал то, чего трудно было от него ожидать. Он взорвался. Пылающие куски разлетелись по комнате словно крохотные пушечные ядра. Стены, двери и окна в мгновение ока оказались в обугленных кусках теста. В комнате пошёл снег из чёрного пепла. Но больше всего пострадало семейство Роуч.
Их прямо-таки закидало ошмётками торта. У миссис Роуч красовалось по куску на носу и в левом ухе. Филомене лоб и глаза залепило сахарной глазурью с миндалём. Лица Бернадетты и вовсе почти не было видно под толстым слоем раскалённого торта.
И все трое орали и вопили так, будто случилось нечто ужасное.
— Ты что, совсем сдурела?! — рыкнула мамаша Снэгсби. Огромный кусок торта вяло сполз с её титанической родинки. — В мешке, который ты украла из мастерской Эзры, была не мука! Он хранил там порох!
— Что ж, это многое объясняет, — жизнерадостно сказала я.
— Порох?! — пискнула Бернадетта.
— Убийца! Мои девочки могли погибнуть! — заголосила миссис Роуч. — Я сама могла погибнуть!
А бедная Филомена принялась раскачиваться взад-вперёд, бормоча про какую-то «бомбардировку» и что нам всем надо срочно бежать в «бомбоубежище».
— У меня всё лицо горит! — продолжала разоряться миссис Роуч. — Шрамы останутся до конца моих дней!
Миссис Диккенс и мамаша Снэгсби изо всех сил пытались оттереть гостий салфетками, смоченными в воде. Но я-то знала: здесь требуется кое-что другое.
Поэтому я вылетела из комнаты, вихрем ворвалась в кухню, быстро собрала всё необходимое и бросилась обратно наверх.
— Не бойтесь! — провозгласила я, вбежав в гостиную. — У меня есть чудесное средство от ожогов тортом.
Миссис Роуч, завидев моё приближение, попятилась. В такой нервной обстановке не было никакой возможности нанести лекарство кисточкой, как полагается. Поэтому я просто раздавила яйцо о лоб гостьи.
— Юная леди! — громыхнула мамаша Снэгсби.
Миссис Роуч визжала, как свинья в лавке мясника. Белок и желток стекали на её лицо. Будучи девочкой невероятно вежливой и предупредительной, я осторожно убрала у неё со лба всю скорлупу — ну почти всю — и стала аккуратно размазывать белок по носу и уху гостьи.
— Я сплю! — завопила миссис Роуч. — Должно быть, это просто дурной сон! Что ещё это может быть!
— Вам всего лишь кажется, что вы спите, потому что сырое яйцо замечательно успокаивает кожу, — ласково сказала я. — Это целебное средство снимет красноту, и от ожогов не останется и следа.
— Отстань от мамы! — заорала Бернадетта, пытаясь меня оттащить.
