У меня ощущение, что Эллис предана мне больше, чем все остальные, с кем я был знаком. Необыкновенно приятно было проводить с ней время сразу после того, как мы познакомились. Они приходила, садилась на край постели и читала черновики моих сценариев, восхищаясь ими. Казалось, что она ценит мою работу, любит ее и меня. Мне она очень нравилась. Эллис видела все мои фильмы, она веселая, она эффектная и считает, что мы созданы друг для друга.
Но всего после пары месяцев Эллис стала настаивать, чтобы мы жили вместе. Она говорила, как здорово, что мы нашли друг друга, и будто бы всегда знала, что это поможет нам изменить свою жизнь. Все, что мне было нужно, – это перестать сопротивляться и позволить Господу направить нас к созданию прекрасных отношений. Она сказала, что понимает, как мне трудно это сделать, потому что в прошлом году я пережил трудный развод, но я должен смотреть в лицо своим страхам, а не бежать от них. Звучало здорово, но казалось, что все происходит слишком быстро.
Эллис и Роджер проводили много времени, обсуждая программу реабилитации, которую проходили, поддерживая друг друга. Но Эллис нравилось играть роль психотерапевта, особенно когда Роджер рассказывал о своем страхе, что их отношения развиваются слишком быстро. Даже на этой ранней стадии Эллис имела склонность определять колебания партнера как остаточное невротическое поведение бывшего алкоголика, хотя он не пил одиннадцать лет. А Роджер принимал ее замечания близко к сердцу. Несмотря на не покидающее его ощущение, что он с головой увяз в отношениях с Эллис, он решил, что она, возможно, права. Он разрешил ей переехать к нему.
Она была уверена в нашем будущем и рвалась к нему, а я старался делать по одному шагу за один раз. Но если кто-то так сильно любит, тебе кажется, что он выделяет огромный поток энергии, и этот поток захлестнул меня. Надо признаться, что первое время я был немного напряжен, но старался с этим справиться. Однако в течение последних двух месяцев она стала заводить разговор о ребенке. Эллис 35 лет, и ей очень хочется иметь ребенка. Она говорит, что расписываться не обязательно и что это будет идеальная возможность выразить свою любовь и творческие способности. Читала мне детские книжки и рисовала детские картинки, чтобы определить, на кого будет похож ребенок. Это уже слишком. Не уверен, что хочу прожить с ней остаток жизни или быть чьим-то отцом. Мне требуется пространство, чтобы работать и писать.
Не то чтобы я ее не любил, она мне казалась прекрасной женщиной, но мне нужно было привести в порядок мысли. Не уверен, что мои чувства такие же сильные, как ее, поэтому я сказал, что мне хочется некоторое время пожить одному, чтобы все обдумать. Сопротивление Роджера вызвало яростную реакцию Эллис.
Она сказала что-то вроде: «Я боюсь за тебя, когда ты так говоришь. Утверждал, что любишь меня, но из того, что ты только что сказал, я поняла: ты – бессовестный лжец. Я знаю, что ты боишься приблизиться ко мне после того бардака, в который превратил свой последний брак, но думала, что тебе лучше жить реальной жизнью, а не прошлой. Знаю, что я энергичный человек, но считала, что и ты такой же. Наверное, на тебя нельзя злиться, а можно только пожалеть. Ты слишком боишься жизни, чтобы хоть раз испытать любовь. Чувствуешь себя в безопасности только со своими сказками-сценариями. Взгляни в лицо фактам: всю свою жизнь останешься таким же непьющим алкоголиком, как и твой волокита-отец».
Нервно рассмеявшись, Роджер продолжил:
Все время думаю об этом и спрашиваю себя, а не права ли она. Я трудно вхожу в отношения. Может быть, я просто не знаю, как жить с человеком, который меня любит.
Я сказала Роджеру, что он упустил из виду нечто, о чем забывают многие люди: нет ничего ненормального в том, что один человек меньше нуждается в партнере, чем партнер в нем. Как и большинство шантажистов, использующих обвинения в неполноценности, Эллис злоупотребляла словом «любовь». Почти все ее действия были продиктованы зависимостью, безысходностью и желанием полностью владеть Роджером. Ни одно из этих действий нельзя ассоциировать со зрелой любовью. Но для нее прессинг оправдывался всепоглощающей любовью к партнеру, и если он не мог понять Эллис, единственным устраивающим ее объяснением были какие-то ужасные отклонения в его психике.
Реагируя на требования Роджера о большей независимости, Эллис использовала тактику, на которую рассчитывают многие шантажисты: она бросила ему в лицо неприятные факты о нем и его семье, в которых ранее признался Роджер. Он рассказал ей о своем отце, который перестал пить, но стал заядлым донжуаном. Эллис знала, что ее партнер, как и многие из нас, испытывает сильный страх быть похожим на отца. Секреты, страхи и тайные признания, которыми мы делимся с шантажистом, становятся удобным оружием в случае конфликта. Болезненные жизненные события – развод, тяжба по поводу детей, аборт, – рассказанные нами в интимные моменты, используются как доказательства нашей неуравновешенности. Для Роджера «доказательства» Эллис, что его с трудом доставшийся трезвый образ жизни не был полноценным, стали источником тревоги.
Эмоциональные шантажисты часто обвиняют нас в неспособности любить или сохранять дружеские отношения просто потому, что мы не хотим той близости с любовниками или друзьями, которой они от нас требуют. Этот тип обвинений в неполноценности является уязвимым местом многих из нас, особенно если мы рассматриваем интимные отношения как лакмусовую бумажку и реакцию на свое психическое здоровье. Хотя шантажисты, мягко говоря, преувеличивают, когда заявляют, что отношения не удались потому, что мы больны или ущербны, такие утверждения бьют прямо в цель и часто эффективны.
«В чем моя неполноценность?»
Не все шантажисты, использующие обвинения в неполноценности, приклеивают ярлык больного. Этим инструментом можно работать более утонченно. Моя клиентка Кэтрин обратилась ко мне за помощью после того, как поссорилась со своим психотерапевтом.
Я готовилась к получению степени магистра и работала бухгалтером, поэтому излишне тревожилась. К тому же недавно от меня ушел парень, я была огорчена и пыталась понять почему. Решила пойти к психотерапевту по имени Ронда, которую так хвалила моя подруга Лейни.
В Ронде с самого начала было что-то отталкивающее, но я подумала, что для того, чтобы привыкнуть к новому типу отношений, понадобится время. Мне показалось, что она меня постоянно поддразнивает. Ее любимым методом воздействия на меня были вырезки из газет об успешных женщинах, которые она мне подсовывала в начале сеанса для «вдохновения». Это чрезвычайно унижало меня. Она как бы хотела этим сказать: «Вот какой ты должна быть, но никогда не станешь, если не будешь слушаться меня».
