— Насколько я знаю, нет ничего невозможного при правильной постановке вопроса. Оливия говорила мне о вашем намерении открыть собственное дело.
— Да. Надеюсь, это произойдет довольно скоро.
— Вам нужны будут кредиты. Она сказала, что у вас нет денег.
— Мы с сестрой получили небольшое наследство, которое вложено в некоторое предприятие и приносит доход. Этого, вкупе с банковским кредитом, должно хватить. Я готов начать с малого и расширять дело постепенно.
Джо внимательно изучал кончик сигары.
— Что, если я предложу вам беспроцентный кредит? Тогда вам не нужен будет заем, и вы сможете начать дело гораздо раньше.
Люк подавил желание выругаться в ответ и немедленно уйти. После паузы он сдержанно ответил:
— Я не смогу принять ваше предложение.
— Оливия сказала, что вы ответите именно так. Отлично, тогда что могло бы убедить вас предоставить моей дочери еще один шанс?
— Ничего, — сказал Люк. — Если бы я был готов вернуться, для этого не потребовалось бы ничьего вмешательства. — И добавил: — Это Оливия попросила подкупить меня?
— Я бы не стал употреблять это слово. Она попросила меня сделать что-нибудь, чтобы вернуть вас. И что бы вы ни думали, молодой человек, я верю, что она искренне в вас заинтересована. — Он помолчал несколько секунд. — Так что мне передать ей? Что вы подумаете?
Полено в камине треснуло, разбросав вокруг сноп искр. Люк ослабил узел галстука. В комнате было невыносимо жарко.
— Нет, я этого не говорил, — сказал он. — Это было бы неправдой.
— Вы такой ярый поборник правды?
— Да. — Не видя смысла в продолжении беседы, Люк встал. — Простите, что ничего не получилось.
— И вы меня простите. — Джо смотрел в огонь.
Выйдя из дома, Люк снял галстук и жадно вдохнул прохладный вечерний воздух. Слава Богу, все кончилось — он не выдержал бы дольше в этой парилке у Джо.
Сунув галстук в карман, он направился к «рейнджеру».
Тяжелые металлические ворота оказались закрыты. В тот момент, когда Люк открывал их, он заметил странную тень под одним из высоких кедров у самого въезда в усадьбу. Он подождал, и тень двинулась к нему, превратившись в стройную женщину.
— Привет, Люк, — сказала Оливия. — Я жду тебя. Ты поговорил с папой?
Люк прикрыл глаза. О Боже, только не сейчас, когда он уже почувствовал себя в безопасности. Он провел ладонью по лбу и вновь открыл глаза.
— Удивлен? — услышал он ее голос.
— Да, — произнес он, приходя в себя. — Удивлен. Я думал, ты достаточно умна, чтобы понять, когда все действительно кончилось.
— Но это было бы глупо. — Ее глубокий голос струился, как мед. — Почему я должна смириться с утратой единственного мужчины, которого на самом деле хочу?
— Пути назад нет, Оливия.
Ему показалось, что она перестала дышать. Потом она кивнула и тихо сказала:
— Да. Теперь я это вижу. Не мог бы ты сделать еще одну, последнюю, вещь для меня, Люк?
— Смотря чего ты хочешь.
— Да, конечно. Пожалуйста… пожалуйста, поцелуй меня на прощание.
Глава 9Это была ее последняя надежда. Если Люк поцелует ее, зная, что это в последний раз, а потом уйдет не оглядываясь, ей придется признать, что это конец. Но если он не сможет — тогда, значит, еще остается шанс.
— Люк, — Оливия подняла лицо, надеясь, что он увидит соблазнительный изгиб ее губ в неверном свете луны, — пожалуйста.
Люк пожал плечами:
— Зачем? Что это даст?
— На память. — Она откинула назад волосы жестом искусительницы.
Люк шагнул к ней, поколебавшись, взял ее лицо в ладони, наклонился и прикоснулся губами к ее губам.
Поцелуй был легким, невесомым, как касание крыльев мотылька. Но все внутри ее тела напряглось, и внизу живота появилась тяжесть, как происходило всегда, когда Люк прикасался к ней.
Она попыталась придвинуться ближе, но он тут же отпустил ее и сделал шаг назад.
Нет! Он не должен оставлять ее. Только не так.
— Это не поцелуй, — прошептала она. — Я имела в виду настоящий.
Он возвышался над ней, огромный, подобный черному великану в лунном свете, и ей вдруг показалось, что он откажется. Затем она почувствовала его пальцы на своей щеке.
— Хорошо. — Его бархатный голос, казалось, коснулся обнаженных нервов. — Будь по-твоему. — Его губы прижались к ней с едва сдерживаемой страстью.
Она застонала и приоткрыла рот, приглашая его язык. Когда же он проник внутрь, скорее безжалостно и бесцеремонно, чем нежно, она поняла, что потеряла его.
Это не напоминало поцелуй мужчины, который ищет примирения. Это был поцелуй человека, который берет, не давая ничего взамен, соблазняет, оставаясь равнодушным. Надо остановиться. Хватит и того, что она потеряла Люка. Если она потеряет гордость, у нее вообще ничего не останется.
Люк не пытался ее удержать. Как только он почувствовал, что она напряглась, тут же отпустил ее.
— Доброй ночи, — сказал он, будто они прощались после первого свидания. — Приятных снов.
Оливия смотрела, как он идет по дорожке, открывает ворота, садится в машину, как машина трогается с места… Потом медленно, едва передвигая ноги, пошла к дому.
— Что случилось, Солнечный Зайчик? — спросил отец. — Почему ты здесь?
Солнечный Зайчик. Он не называл ее так с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.
— Честно говоря, не знаю, — сказала она, устраиваясь с чашкой какао у огня рядом с ним. — Кажется, мне некуда идти.
— Я говорил с Люком, но он не хочет ничего слушать.
— Знаю. Он презирает меня.
Отец ничего не сказал в ответ. Оба молча сидели, глядя в огонь, затем Джо тихо проговорил:
— Если ты хочешь вернуть его, тебе придется делать это самой. Ты ведь понимаешь это, правда?
— Да, понимаю. — Она сделала глоток и отставила чашку. — О, папа, я не знаю, как мне быть.
Джо подошел к ней и взял за руку. Неужели перед ним его всегда сдержанная, холодная дочь? Эта дрожащая девочка, которая изо всех сил старается сдержать слезы?
— Не надо, — сказал он, — не плачь, родная. Ты обязательно что-нибудь придумаешь. Он сказал, что вовсе не ненавидит тебя.
Оливия высвободила руку.
— Лучше бы он меня ненавидел. Ненависть все же ближе к любви, чем презрение.
— Ты уверена, что любишь его?
Она опустила глаза.
— Думаю, да. Но может, я вообще не знаю, что такое любовь. Я знаю только одно: мне надо, чтобы Люк вернулся. Не могу смириться с мыслью, что никогда… никогда не буду с ним.
