Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Один из них, Алик Бахров, некрасивый, но умница, что было видно сразу, расположил меня к себе. Был он старше меня лет на семь. Знакомство наше продолжилось, и вскоре начался роман, платонический, но весьма бурный. Однажды мы прибежали с Аликом откуда-то к нам домой очень голодные. Я быстренько налила суп и почему-то, видимо, от нетерпения, в одну тарелку, из которой мы и стали есть вместе. Папа увидел это и, когда Алик ушел, схватился за ремень: «Это какие же между вами отношения, если вы едите из одной тарелки?! Это что за манеры?!» Кого сейчас, при теперешних свободных нравах может поразить вполне невинная «вольность»? А тогда!.. Папа из этого чуть ли не трагедию сделал — так его поразило мое поведение. А ведь мне было восемнадцать, я была совершеннолетней и могла поступать как хотела. Тем не менее папа поговорил тогда со мной очень строго — с ремнем в руках. Впервые в моей жизни. Меня так это потрясло, что я ушла из дома и два дня жила у крестной моего брата… Вот какое тогда было воспитание…
Но возвращаюсь к своей поездке в Киев. Я познакомилась с мамой Рудика и просто влюбилась в нее. И не только потому, что она чем-то напоминала мне мою маму. Она приняла меня как родную. Это очень редкий случай, чтобы будущая свекровь так расположилась к избраннице своего сына. А ведь Рудик у нее был единственный, он был для нее всем, она его просто обожала. Тем более удивительным было ее теплое ко мне отношение. Может, она в свое время мечтала иметь и дочь? Не знаю…
Звали мою свекровь Мария Александровна — это по-русски, а на самом деле она Ядвига Войцеховна, полька. Была она женщиной маленькой, неброской, но с каким-то особым очарованием, как говорят, с изюминкой. И было в ней много человечности, доброты, хотя она и строгой бывала. Мария Александровна давно жила в России, когда-то была замужем за русским фабрикантом, и потому ее давно уже все называли Марией Александровной. Овдовев, она вышла замуж за отца Рудика. Колоритный мужчина, даже мужик — большой, крепкий, шумный, прямо-таки «батько», и в отличие от жены без особых манер. «Батько» Андрей Борецкий работал кем-то в одном из киевских театров. Помню, он хорошо умел готовить настоящий украинский борщ.
Мария Александровна считалась одной из лучших портних в Киеве. Заказов у нее было много, и она шила, шила, сидя порой за швейной машинкой и по ночам. По сути дела, эта хрупкая женщина кормила семью. Но одно дело шить посторонним, и совсем другое — шить своему человеку. И будущая свекровь принялась наряжать меня. Помню, как я стеснялась этого — впервые попала в чужую семью, и сразу для меня сшили столько красивых платьев. И свадебное платье из белого шифона, естественно, тоже сшила Мария Александровна.
Свадьба наша была в Химках, на даче, которую мы снимали в течение многих лет. Там была липовая аллея, вот под этими липами и поставили столы. Было очень весело. Гостей собралось много: приехали из Киева родители Рудика, пришло много народу из театра — и молодые мои подружки, и кое-кто из «стариков», в том числе и Серафим Михайлович Аникеев. Это было так естественно — ведь тогда мы жили одной театральной семьей. Сейчас о той атмосфере приходится лишь вспоминать…
Рудик переехал в Москву и стал жить у нас. Потом родителям удалось обменять нашу большую комнату на Ульяновской улице, и мы всей семьей переехали в отдельную двухкомнатную квартиру на Хорошевском шоссе. Одну комнату отдали нам, а в другой жили втроем папа, мама и брат Володя.
Я переписывалась с Марией Александровной, делилась с ней многим. Рассказывала о нашей жизни, о том, какие спектакли или фильмы видела. Если мы выезжали куда-нибудь на природу, то я подробно описывала ей увиденные пейзажи. Она мне отвечала: «Ты так хорошо все описала, что я словно побывала вместе с вами». Она меня любила, и я тоже испытывала к ней самые теплые чувства, называла ее «киевской мамой». И, несмотря на то, что мы с Рудиком прожили недолго и потом развелись, я до сих пор называю ее так, когда нам изредка случается разговаривать с ним по телефону. За прошедшие долгие годы после развода мы с Рудиком виделись всего один раз, хотя отношения остались нормальные.
Добрые чувства ко мне моей бывшей свекрови не были чем-то временным — она до последних дней сохраняла ко мне привязанность. У нее дома на стене над швейной машинкой висели мои фотографии, несмотря на то, что у Рудика появилась новая семья и его жене это могло быть неприятно. Но, очевидно, вторая невестка Марии Александровны была женщина неглупая и поняла, что эти фотографии что-то значат для свекрови — у старых людей ведь могут быть свои привязанности…
«На приморской улице акация цветет»
Иосиф Михайлович Туманов ушел из театра в декабре 1953 года, а уже в начале января следующего года труппе представили ее нового художественного руководителя — Владимира Аркадьевича Канделаки, известного в то время артиста Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Он с блеском работал и в опере, и в оперетте, и на концертной эстраде. Знали его и по выступлениям на радио, большой популярностью пользовались пластинки с записями песен в его исполнении. При этом Канделаки был не просто певцом, но и прекрасным драматическим актером — мог играть и трагедийные, и комические роли. Ему удавались серьезные оперные партии, но с не меньшим удовольствием выступал он и в музыкальных комедиях.
Старые московские театралы, возможно, еще помнят исполненные им разноплановые роли — старика Измайлова в «Катерине Измайловой» («Леди Макбет Мценского уезда») Д. Шостаковича, кулака Никиты Сторожева в опере Т. Хренникова «В бурю» (спектакли были поставлены еще до войны В. И. Немировичем-Данченко, у которого Канделаки был любимым артистом), Тараса в «Семье Тараса» Д. Кабалевского… Были в его репертуаре и Монфор в «Сицилийской вечерне» Верди, и Наполеон в «Войне и мире» С. Прокофьева, и маг Челий в его же опере «Любовь к трем апельсинам»… В спектакле «Тоска», постановщиком которого был сам Канделаки, им был создан образ коварного Скарпиа…
Все эти роли Владимир Аркадьевич сыграл на сцене Музыкального театра, а еще раньше, когда он только учился в ГИТИСе, он был прекрасным Грязным в «Царской невесте» Римского-Корсакова. Об этом мне рассказывала Дора Борисовна Белявская, помнившая ту студенческую работу совсем молодого Владимира Канделаки.
Был в его судьбе и совсем необычный выход на сцену — Канделаки станцевал партию Гирея в балете «Бахчисарайский фонтан» Б. Асафьева. И танцевал не с кем-нибудь, а с самой Галиной Сергеевной Улановой. Случилось эго во время войны, в эвакуации, в Алма-Ате, куда Канделаки приехал на съемки. В это время там же был Большой театр. На один из спектаклей «Бахчисарайского фонтана» по какой-то причине не явился исполнитель роли Гирея, и тогда, спасая положение, обратились к Канделаки, который согласился выступить в необычном для себя амплуа. Как потом рассказывали свидетели того его выступления. Владимир Аркадьевич и в балете продемонстрировал свой артистический дар.
Неподражаем был Канделаки в комических ролях — например, жреца Калхаса в «Прекрасной Елене» Оффенбаха, веселого, находчивого плута Стефана в «Цыганском бароне» Штрауса или Олендорфа в «Нищем студенте» Милеккера… Кстати, последние два спектакля были поставлены на сцене Музыкального театра именно Канделаки.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
