P. S. У меня масса вопросов.
Джек
По телефону Кам говорит мне:
– Жаль, что ты всего этого не видел. Особенно ее физиономию, когда ты бросился на нее, вцепился и не отпускал.
Я выдавливаю из себя вялый смешок, и звук получается такой, как будто меня душат.
– Да, брат, уж наверняка она была ошарашена.
– Да она обалдела, совсем как та телка в «Психо», когда Норман Бейтс заходит к ней в душ. А что директриса сказала?
– Ой, она, зараза, чуть не до потолка прыгала. Общественные работы плюс психолог. Несколько недель.
– Вот влип.
– И не говори.
– Но оно того стоило.
– Молчи лучше – тебе-то вкалывать не придется.
Он снова смеется:
– Вот погоди, тебе полегчает. – Чудесно. – Помнишь девчонку, которую пару лет назад буквально вырезали из ее дома?
– Помню, и что?
– Так это она.
– Кто – она?
– Либби Страут. В которую ты вцепился.
У меня такое чувство, как будто мне снова врезали по зубам.
– Ты уверен? – Я стараюсь говорить таким тоном, словно мне на это совершенно наплевать, но вот в чем штука – мне не наплевать. Мне настолько не наплевать, что, кажется, я вот-вот сблюю на все эти детали от робота.
– Да уверен, уверен, – снова смеется он.
Я опять отвечаю придушенным смешком, только на этот раз он звучит еще хуже.
– Что-то мне голос твой не нравится, брат.
– Похоже, она разбила мне сердце.
– Так значит, ты ее помнишь?
– Да, помню.
Вся округа спит. Я вылезаю из окна и оказываюсь на дереве, которое служит лестницей на крышу. Карабкаюсь по нему, пока не достигаю цели, а потом иду к другому краю, что у водостока. Моя метеостанция притулилась у дымовой трубы, потрепанная и завалившаяся на бок. Когда мне было шесть лет, я упал с крыши и разбил себе голову. Машинально поднимаю руку и нащупываю шрам.
Поглаживая его пальцами, пристально смотрю на противоположную сторону улицы. Если постоять подольше и вглядеться повнимательнее, то можно увидеть зияющую дыру на том месте, где когда-то стояла фасадная стена ее дома.
Три года назад
Джек
14 лет
Мне снится, что вся улица горит. И тут я просыпаюсь от воя сирен. Лежу смирно и слушаю, как они приближаются к дому. Здесь темно, хоть глаз выколи, но потолок вдруг озаряется красными вспышками, и сирены останавливаются и смолкают. Я выскакиваю из постели и начинаю вытаскивать вещи из шкафа, снимать книги с полки, прежде чем даже понимаю, что же происходит.
Вылетев из своей комнаты, спотыкаюсь и растягиваюсь в коридоре, где слышу голос, но не вижу отца, который говорит из дальнего угла спальни:
– Это не у нас. Иди спать.
Но сон был настолько ярким, что я еще не отделался от него, поэтому продолжаю двигаться к двери. Меня обдает холодным воздухом, но ничем таким не пахнет. Ни огня, ни дыма. Я продолжаю прижимать к себе все, что успел схватить: дедушкины часы, садок, пачку бейсбольных карточек, зарядку для телефона (но без него самого). Куртку я, конечно же, прихватить забыл.
Что-то случилось в доме напротив. Вдоль него выстроились пожарные машины, «Скорая помощь» и два полицейских автомобиля. Я думаю, что там, наверное, какие-нибудь наркобароны, лаборатория по производству наркоты, а может, даже террорист. По-моему, было бы здорово, если бы у нас на улице оказался террорист, потому что городок Амос, штат Индиана, – ужасно скучное место.
– Чей это дом? – слышится сзади мамин голос.
– Стром, Штейн… – Это уже папа.
– Страут, – подсказывает Маркус, которому двенадцать лет, почти тринадцать, и который знает все.
Я опережаю его:
– Страуты съехали оттуда давным-давно.
И с тех пор дом стоит пустым. Никогда не видно ни входящих туда, ни выходящих оттуда.
– Нет, не съехали, – встревает мой семилетний брат Дасти, прыгая на одной ноге. – Мы с Тамсом на прошлой неделе ходили туда и заглядывали в окна.
– Дасти, – укоризненно качает головой мама.
– А что? Мы хотели посмотреть на толстую девчонку.
– Не надо говорить «толстую». Это невежливо.