Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Он заказал столик буквально напротив театра: когда мы приехали, он усадил меня и вышел – минут через пять я в окно увидела, как Преступление с Наказанием в «гелентвагене» отчаливают. Савелий, вернувшись, сказал, что отпустил их до вечера. Я боялась, что между нами возникнет какая-то неловкость, но нет: он только спросил, не мучилась ли я похмельем на следующий день, и я сказала, что похмельем – нет, но что диван был очень неудобный, к тому же спать одетой – то еще удовольствие. Он немного расслабился, когда услышал это, и буквально через минуту мы уже перешли к милому трепу ни о чем.
Мы выпили бутылку шампанского в ресторане и потом еще одну в антракте – после этой второй я немного поплыла и стала объяснять Савелию, что мне всегда история Ромео и Джульетты казалась несправедливой: я понимаю, законы жанра и всё такое, но, в сущности, они ничем не заслужили, – на что Савелий сказал, что всё же некоторая справедливость есть, любишь кататься, люби и саночки возить, а не так, что люби и катайся. Он пошутил, и все-таки мне стало неприятно, но только на секунду, – стоило мне представить себе Ромео и Джульетту на санках, меня пробрало на хи-хи. И еще больше меня развеселило то, что, несмотря на все танцы рыцарей, в голове у меня всё равно пела про cruel nature Пи-Джей – has won again.
Когда мы вышли из театра, машина уже ждала нас, охранник встретил у входа, мы сели, но поехали в сторону Обводного. Савелий сказал, что у него сюрприз, и мне стало не по себе. Он был несколько взвинченный, но не так, как нервничают, когда чем-то недовольны; переговаривался с сидящими впереди охранником и водителем – я не понимала, о чем, но мне это не нравилось: как будто они выполнили какое-то его задание – спрашивать, впрочем, я не решалась. Мы довольно долго ехали, плутали по промзоне за каналом, и к тому времени, когда мы наконец остановились – было похоже на заброшенный завод или что-то вроде этого, – я уже проклинала себя всерьез. Совсем жутко стало, когда водитель заглушил мотор: вокруг было очень темно и неправдоподобно тихо. Я набралась смелости, повернулась к Савелию и сказала, что мне это не нравится и что я хочу домой, но его это как будто только успокоило: у меня, говорит, тут офис, не парься. Я еле сдерживала дрожь, лихорадочно соображала, что делать, и глазами показала ему на охранника с водителем – он сказал им, чтобы вышли. Я старалась говорить очень спокойно, но, кажется, у меня не очень получалось: просила объяснить, куда мы приехали и зачем, – он отговаривался сюрпризом. Мы довольно долго препирались в духе мне не нравятся такие сюрпризы – да чего ты боишься?, и чем спокойнее он был, тем больше я боялась, теряла контроль над собой и в конце концов почти закричала, что, мол, если хочешь меня трахнуть, то давай, но в нормальной обстановке, а не на каком-то складе. И тогда он ударил меня.
Это не была пощечина, он просто двинул кулаком в лицо. Я плакала, кричала, выла, а он просто вышел, открыл мою дверь, вытащил меня и подтолкнул к охраннику, который схватил меня за плечо – очень больно, чтобы дать понять, что вырываться бессмысленно. Я уже не владела собой и могла только плакать, он почти волоком тянул меня. Никогда в жизни я не соображала так быстро: Савелий с водителем стояли немного впереди, открывали дверь – я свободной рукой нащупала в сумочке телефон, дернула переключатель, чтобы выключить звук, а потом сделала движение, как если бы хотела вырваться, и за те две секунды, что охранник не видел, сунула телефон в лифчик немного сбоку, почти под мышку. Над дверью горела лампочка, и я успела разглядеть табличку с названием какого-то ООО. Мы зашли в огромное помещение – склад, но пустой, – каждый звук отдавался грохочущим эхом. Я стала проситься в туалет. Савелий выглядел очень по-деловому, уверенно двинулся к какой-то двери и бросил через плечо, что, мол, отведите, а то нехорошо выйдет, только сумочку изымите. Я держалась за сумочку как за последнее спасение и постаралась еще больше завыть, когда водитель все-таки у меня ее вырвал. В туалете, чтобы выиграть время, я сказала, что мне нужны тампоны, и пока они переговаривались, искали их в сумке и несли их мне, я все-таки успела набрать маме эсэмэс. Пальцы плясали, как взбесившийся кордебалет, но я даже зачекинилась. Потом я завернула телефон в бумагу, чтобы он не гремел по кафелю, сунула его за унитаз и вышла. Я сама вибрировала, как телефон, и ничего не могла поделать: я представляла себе, как мама сидит с айпадом, смотрит какой-нибудь ролик и плевать хотела на телефон.
Меня привели обратно на склад, посадили на стул и связали руки за спиной. Я плакала и просила меня отпустить, но эти двое как будто не слышали и только деловито, как-то очень слаженно действовали: поставили три стола буквой П, приставили к каждому по стулу и сели по бокам от меня. Несколько минут было очень тихо, только раздавались мои всхлипывания.
Савелий вышел из боковой двери: на нем поверх костюма была надета судейская мантия. У него было скучающее выражение лица – когда я увидела это, я оцепенела: это было безумие.
Водитель с охранником встали, дернули меня вверх и, когда Савелий устроился напротив меня, опустили и сели обратно.
Это был суд: водитель был как бы прокурором, хотя Савелий – он явно раздражался, что водитель не умеет говорить так, чтобы было похоже на протокол, – говорил за него. Мне пришло в голову, что если я буду вести себя тихо, то он захочет тянуть свою игру подольше, так что я перестала орать, только стучала зубами – непроизвольно – и всхлипывала.
Всё было очень условно, бредово, но они были до идиотизма серьезны: возникали какие-то свидетельские показания – подсудимая утверждала, что находится в кафе, однако слышал ли свидетель музыку? в кафе играла музыка! нет, музыки не было, из чего следствие заключает, что… подсудимая утверждает, что была сильно пьяна, однако следствию удалось установить, что вместо виски с колой она пила просто колу, незаметно выливая виски в раковину… – какие-то улики, результаты следственных экспериментов и так далее. Всё это довольно долго продолжалось. Наконец Савелий сказал, что слово предоставляется стороне защиты, поднялся охранник и сказал: подсудимая полностью признает свою вину, – Савелий продолжил за него: раскаивается и просит о смягчении наказания.
Тогда Савелий стал ходить из стороны в сторону, бормоча что-то длинное – принимая во внимание… суд рассматривает… руководствуясь статьями… – но к концу речи он стал сбиваться и явно выходить из роли, протараторил что-то совсем неразборчиво, снял мантию и остался в костюме, после чего подошел ко мне и сел на корточки.
Взял меня за подбородок и спросил, мол, знаю ли, к чему меня приговорили. Я сказала: нет.
Он сказал, что к тому же, к чему троих других.
Водитель с охранником подошли с двух сторон и теперь держали меня за плечи. Савелий подошел к столу, открыл ящик и достал из него шило.
Я не уверена, но, кажется, он сказал, зачем глаза тому, кто всё равно не думает.
И перед тем, как перестать видеть, еще до того, как забарабанили в дверь, я вдруг вспомнила – и теперь я всё время вижу эту картинку, – когда Егор открывал ящик стола, чтобы вернуть мне лифчик, там, в ящике, кроме моего лифчика, были еще чьи-то сережки, упаковка прокладок, трусики, – это был полный ящик женских вещей.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
