Отношения Германии с другими западноевропейскими буржуазными государствами за последние два десятилетия определялись прежде всего стремлением Германии разбить путы Версальского договора, творцами которого были Англия и Франция при активном участии Соединенных Штатов Америки. Это, в конечном счете, и привело к теперешней войне в Европе.
Отношения Советского Союза с Германией строились на другой основе, не имеющей ничего общего с интересами увековечения послевоенной Версальской системы. Мы всегда были того мнения, что сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе. Было бы смешно думать, что Германию можно “просто вывести из строя” и скинуть со счетов. Державы, лелеющие эту глупую и опасную мечту, не учитывают печального опыта Версаля, не отдают себе отчета в возросшей мощи Германии и не понимают того, что попытка повторить Версаль при нынешней международной обстановке, в корне отличающейся от обстановки 1914 года, — может кончиться для них крахом.
Мы неуклонно стремились к улучшению отношений с Германией и всемерно приветствовали такого рода стремления в самой Германии. Теперь наши отношения с Германским государством построены на базе дружественных отношений, на готовности поддерживать стремления Германии к миру и, вместе с тем, на желании всемерно содействовать развитию советско-германских хозяйственных отношений ко взаимной выгоде обоих государств. Надо специально отметить, что происшедшие в советско-германских отношениях изменения в политической области создали благоприятные предпосылки для развития советско-германских хозяйственных отношений. Последние хозяйственные переговоры Германской делегации в Москве и происходящие в данный момент переговоры Советской хозяйственной делегации в Германии подготовляют широкую базу для развития товарооборота между Советским Союзом и Германией…»
Дальше Молотов сказал о том, что Советский Союз заключил пакты взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой, включая и военную помощь друг другу в случае нападения на кого-либо из них. «Создание этих советских военно-морских баз и аэродромов на территории Эстонии, Латвии и Литвы и ввод некоторого количества красноармейских частей для охраны этих баз и аэродромов обеспечивают надежную опору обороны не только для Советского Союза, но и для самих прибалтийских государств и, тем самым, служат делу сохранения мира, в котором заинтересованы наши народы». Министр особо отметил, что «болтовня о советизации прибалтийских стран выгодна только нашим общим врагам и всяким антисоветским провокаторам…».
Еще Молотов сказал о взаимоотношениях с Финляндией, Турцией и Японией. С финнами Москва хотела договориться о безопасности Ленинграда и обмене территориями, с Турцией — о безопасности в зоне Черноморских проливов, с Японией (после успешных боев на Халхин-Голе) — о мирной границе. Министр сказал и о письме президента Ф. Рузвельта председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинину (номинальному главе СССР), в котором высказывалась надежда на сохранение Советским Союзом дружественных отношений с Финляндией. Затем привел ответ Калинина, в котором говорилось, что Соединенные Штаты, в свою очередь, должны обратить свое внимание на зависимые от них латиноамериканские страны.
То есть Молотов «с пролетарской прямотой» указал президенту, чтобы тот не лез не в свои дела.
В целом из доклада главы правительства и наркома было ясно, что СССР создает по периметру границ зону безопасности. Защита от кого? От «колониальных империй»? Непохоже.
А что касается Американского отдела, то Громыко мог быть доволен: его работу не оставили без внимания.
В своих мемуарах он подчеркивал: «Для советских дипломатов непреложной заповедью является указание Ленина о том, что к дипломатической борьбе надо подходить как к одному из самых сложных видов политической борьбы. Здесь совершенно нетерпимы любые проявления поверхностности, пренебрежения конкретными условиями момента и обстановки».
* * *
Сегодня нам известно многое, чего не знали тогда советские дипломаты. Например, не знали такой информации. Решающий момент в сближении Латвии с Третьим рейхом пришелся на лето 1939 года, когда 7 июня в Берлине министры иностранных дел Германии, Латвии и Эстонии Риббентроп, Мунтерс и Сельтер подписали пакты о ненападении сроком на 10 лет, которые сопровождались секретными статьями. Германским историком Рольфом Аманном найден внутренний меморандум шефа немецкой Службы новостей для заграницы Дертингера от 8 июня 1939 года, в котором говорится о том, что «Эстония и Латвия согласились с тайной статьей, требовавшей от обеих стран координировать с Германией все оборонительные меры против СССР».
Так что далеко не оптимистичной была советская внешнеполитическая реальность.
* * *
И тут Громыко вызвали в Кремль, к Сталину.
«И вот я в кабинете у Сталина. Спокойная строгая обстановка. Все настраивало только на деловой лад. Небольшой письменный стол, за которым он работал, когда оставался в кабинете один. И стол побольше — для совещаний. За ним в последующем я буду сидеть много раз. Здесь обычно проводились заседания, в том числе и Политбюро.
Сталин сидел за этим вторым столом. Сбоку за этим же столом находился Молотов, тогдашний народный комиссар иностранных дел, с которым я уже встречался в наркомате.
Сталин, а затем Молотов поздоровались со мной. Разговор начал Сталин:
— Товарищ Громыко, имеется в виду послать вас на работу в посольство СССР в США в качестве советника.
Откровенно говоря, меня несколько удивило это решение, хотя уже тогда считалось, что дипломаты, как и военные, должны быть готовы к неожиданным перемещениям. Недаром ходило выражение: “Дипломаты как солдаты”.
Сталин кратко, как он это хорошо умел делать, назвал области, которым следовало бы придать особое значение в советско-американских отношениях.
— С такой крупной страной, как Соединенные Штаты Америки, — говорил он, — Советский Союз мог бы поддерживать неплохие отношения, прежде всего с учетом возрастания фашистской угрозы.
Тут Сталин дал некоторые советы по конкретным вопросам. Я их воспринял с большим удовлетворением.
Молотов при этом подавал реплики, поддерживая мысли Сталина.
— Вас мы хотим направить в США не на месяц и, возможно, не на год, — добавил Сталин и внимательно посмотрел на меня.
Сразу же он поинтересовался:
— А в каких вы отношениях с английским языком? Я ответил:
— Веду с ним борьбу и, кажется, постепенно одолеваю, хотя процесс изучения сложный, особенно когда отсутствует не обходимая разговорная практика.
И тут Сталин дал совет, который меня несколько озадачил, одновременно развеселил и, что главное, помог быть мне менее скованным в разговоре. Он сказал:
— А почему бы вам временами не захаживать в американские церкви, соборы и не слушать проповеди церковных пастырей? Они ведь говорят четко на чистом английском языке. И дикция у них хорошая. Ведь недаром многие русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу для совершенствования знаний иностранного языка».
