— Мост через Оку летят бомбить, — ответил Желонкин.
Через несколько минут на востоке вспыхнуло белое зарево от немецких осветительных бомб и донеслись короткие серии глухих взрывов. Это бомбили мост у Серпухова.
— Самолет готов, — доложил техник Крысин.
В полной темноте на ощупь занимаем места в кабинах бомбардировщика. И вот мы снова в воздухе. На цель зашли с юго-запада. Яркость пожаров уменьшилась, и танки стали почти не видны. Наносим удар по скоплению танков на восточной окраине Медыни с высоты шестьсот метров. Бомбы по месту расположения танков упали точно[44], но ни взрывов, ни пожаров после удара не возникло. С огорчения снизились на высоту сто метров и из пулеметов проштурмовали фашистские автомашины на шоссе от Адуево до Ильинское, но опять не зажгли ни одной машины.
После пожаров, освещавших окрестности у Варшавского шоссе, ночь при возвращении показалась особенно темной. С трудом находим аэродром, и я завожу самолет на посадку. Наконец, самолет касается летного поля, гаснут прожекторы. На стоянке умолкают моторы.
Когда после посадки докладывали результаты удара, начальник штаба Стороженко проинформировал нас о том, что с поддержки войск 49-й армии на малоярославецкое направление наш полк переключает командование ВВС Западного фронта.
В трудные дни отступления и борьбы с превосходящими силами фашистских войск под Москвой коммунисты и комсомольцы эскадрильи и полка играли авангардную роль. Коммунисты Лесняк, Гладков, Лучинкин, Тараканов, Чередник своим поведением цементировали экипажи, звенья и эскадрильи и обеспечивали решительность и настойчивость действий при уничтожении заданных целей, преодолении противодействия истребителей и огня зенитной артиллерии противника. При выполнении самых сложных боевых задач они были впереди.
Беспримерной смелостью и отвагой Лесняк, Гладков, Устинов, Сергаков, Кауров, Чугунов, Монзин показывали пример и увлекали всех летчиков, штурманов, стрелков-радистов и техников на самоотверженное выполнение воинского долга в смертельной борьбе с немецко-фашистскими войсками.
Утром нас разбудили взрывы бомб. Пять бомбардировщиков Ю-88 бомбили с пикирования командный пункт полка, землянки летного состава и стоянку самолетов. В результате вражеского налета был убит механик Ковалев, несколько человек были ранены и контужены, а осколками бомб повреждены два самолета[45]. Однако с учетом повреждений от зениток в ночных боевых вылетах в полку оказалось семь неисправных самолетов из девяти.
Всю ночь на 14 октября полк, оказывая поддержку войскам 43-й армии, бомбил противника на дорогах Юхнов — Медынь и колонну автомашин, следующую от Медыни на Малоярославец. Хотя фашистские войска обошли Малоярославец с юга, защитники города упорно оборонялись. Город горел. Горели села вокруг Малоярославца.
Наш экипаж нанес первый удар по скоплению танков у шоссе восточнее Кувшиновки, а второй удар — по скоплению танков и автомашин на дороге Ильинское — Шумятино[46]. При возвращении с боевого задания наш самолет чуть было не столкнулся с бомбардировщиком, пилотируемым Гладковым, который летел на цель. Наши самолеты пролетели на встречных курсах в трех-пяти метрах один от другого, так что мгновение мне был слышен рев моторов самолета Гладкова, а мою машину сильно тряхнуло. Обсудив с Гладковым этот случай, мы решили, что, хотя нас летает по маршрутам к цели и обратно сравнительно мало, для того, чтобы исключить столкновения, следует маршруты полетов обязательно разводить по высоте. Об этом мы знали и раньше, но на войне перестали выполнять.
На следующий день полк не летал. Облачность легла на верхушки деревьев. Разведгруппа полка от местных жителей узнала о том, что наши части ведут бои с противником юго-восточнее Малоярославца.
Так как наш аэродром оставался неприкрытым с фронта своими войсками, 15 октября полку приказали перелететь в Каширу, а затем в Гридино. С запада хорошо слышалась канонада наземного боя. Но низкая облачность не позволяла нам взлететь в течение всего дня.
Вечером командир полка приказал под каждым самолетом выставить дежурного моториста со спичками и бензином, для того чтобы поджечь самолеты в случае прорыва немцев на аэродром.
Весь день через аэродром брели в сторону Серпухова на восток разрозненные группы и одиночные солдаты, потерявшие в боях свои части. Заросшие, измученные, в грязных шинелях, с кое-как перевязанными ранами и потухшими глазами, они ничего не просили, только спрашивали, как пройти на Серпухов.
— Надо этот поток направить в обход аэродрома, — обратился командир эскадрильи Лесняк к начальнику штаба.
— А чем они тебе мешают? — спросил Стороженко.
— Не мешают, а своим видом и отходом отрицательно влияют на настроение нашего личного состава, — ответил Лесняк.
— Ладно, сейчас прикажу выставить с западной стороны аэродрома пост и заворачивать всех в обход, — согласился Стороженко.
Когда вечером отправляли разведгруппу в сторону Высокиничей, ее командиром был назначен капитан Рябов.
С утра 16 октября мимо нашего аэродрома в направлении Кузьминичей проходили части стрелковой дивизии, для того чтобы занять неприкрытый участок фронта от Тарусы до Высокиничей. Солдаты были все пожилые, но хорошо вооруженные, дисциплинированные и бодрые.
Во второй половине дня погода немного улучшилась, и полк перелетел в Гридино, так как в Кашире аэродром был слишком маленький.
Исправных самолетов осталось только два. Инженер полка Римлянд и весь технический состав день и ночь работали, чтобы восстановить поврежденные в боях самолеты. В тот же день, сразу после посадки в Гридино, командир полка приказал мне перегнать самолет СБ, с отбитой зенитным снарядом кабиной штурмана, на центральный аэродром Москвы для ремонта на авиационном заводе.
Сев в кабину, я обнаружил, что мои ноги на педалях находятся впереди самолета, а на искореженной приборной доске находятся только указатель скорости и высоты. Штурман Желонкин разместился со стрелком-радистом в задней кабине, и мы взлетели. Так как самолет без кабины штурмана выглядел довольно странно и необычно, и мог быть принят нашими зенитчиками за немецкий, мы летели на малой высоте и периодически подавали сигнал: «Я свой самолет». Железнодорожные станции и пути от Москвы в сторону Рязани и Горького были забиты эшелонами с эвакуирующимися. Люди сидели с узлами и всякими вещами на открытых железнодорожных платформах и на крышах вагонов.
По шоссе мчались грузовики и автобусы с покидающими Москву людьми.
На авиационном заводе нас приняли приветливо. Рабочие на руках закатили самолет в ближайший цех, и бригадир пообещал к вечеру поставить на бомбардировщик новую кабину и отремонтировать все неисправности.
