Царь Иван Грозный вернулся с сыновьями царевичами Иваном и Федором в Москву после успешного ливонского похода 30 ноября 1577 года[172]. Весь следующий год разрядные книги не упоминают о царском кравчем Борисе Годунове. Но его придворная служба продолжалась. В это время, например, царь принимал посольство Якова Ульфельдта в Александровой слободе. Описывая прием послов, датский дипломат в своих позднейших записках упомянул об окружавших царя «боярах» (так обычно называли всех приближенных царя, а не только носивших думный чин), встречавших иноземцев в богатых одеждах. Среди них должен был быть и Борис Годунов. Царя Ивана Грозного продолжала заботить судьба Ливонии, но в 1578 году все его предыдущие победы пошли прахом из-за успешных действий короля Речи Посполитой Стефана Батория, отвоевавшего обратно многие ливонские и литовские города. Эта неудача, конечно, повлияла на Ивана Грозного, не любившего сопротивления своей воле и стремившегося «всех и вся» сделать «государскими» (как выразился однажды Богдан Бельский о ливонском короле Магнусе). Бориса Годунова, хотя и участника ливонского похода, но остававшегося вместе с царевичем Федором в тылу царского войска в Новгороде, гнев Ивана Грозного миновал. Он только выигрывал от своего пребывания рядом с царевичем Федором, потому что царь все больше раздражался на неудачливых воевод. Для некоторых из них, как, например, для князя Василия Андреевича Сицкого, убитого в Кеси, даже смерть не могла искупить вины в глазах Грозного.
25 декабря 1578 года, в Рождество Христово, у царя в честь праздника был «стол», на котором случился новый местнический спор Годуновых и князей Сицких. Назначенный «стоять у стола» вместе с кравчим Борисом Годуновым князь Иван Васильевич Сицкий бил челом «о местах» сразу на старшего брата Бориса Годунова Василия (умершего к тому времени, но не выбывшего из родословного счета). Борис Годунов, уже однажды побеждавший князей Сицких в местническом споре, придумал «адекватный ответ». Он бил челом сразу на отца челобитчика, князя Василия Андреевича Сицкого. Царев боярин совсем недавно, 21 октября 1578 года, погиб, неудачно обороняя Кесь (Венден) от литовских войск. За год до этого именно в Кеси Иван Грозный пережил один из своих главных триумфов в ходе Ливонской войны: он устроил победный «стол», на котором принимал почетного литовского пленника князя Александра Полубенского, отпущенного затем в Литву. Поэтому сдачу Кеси он пережил особенно болезненно. Понимал это и Борис Годунов, удачно побив челом о местах на того, кто заслуживал казни в глазах царя. Да и сам боярин князь Василий Андреевич Сицкий, как все безусловно знали, уже не мог за себя ответить. Закономерным итогом стала очередная местническая победа Бориса Годунова, которому дана была правая грамота. Он был «учинен многими месты больше» князя Василия Андреевича Сицкого[173]. Хоть так, но Иван Грозный с помощью своего кравчего отомстил покойному воеводе.
Царь не оставлял мыслей о реванше в Ливонской войне. Еще в декабре 1578 года он принял решение о новом походе «на Немецкую и на Литовскую земли». Спустя полгода Иван Грозный сам выступил в поход по дороге на Новгород и Псков. В росписи царского полка упомянуты те, кто входил в ближайшее окружение в «особом дворе» Ивана Грозного, в том числе Годуновы: боярин Дмитрий Иванович, окольничий Степан Васильевич, а также царский кравчий Борис Федорович. Однако царю пришлось пережить в этом походе еще одно сокрушительное поражение — потерю Полоцка, отвоеванного Стефаном Баторием 1 сентября 1579 года[174]. Несмотря на сделанные Грозным шаги к примирению, война продолжилась. В польских источниках остались сведения о каких-то разногласиях, якобы возникших у царя с сыновьями по поводу продолжения войны и положения в стране. Папский нунций Андреа Калигари писал об отдалении царевича Федора от отца, однако все это плохо соответствует известным обстоятельствам правления Ивана Грозного, крепко державшего в кулаке как страну, так и свой царский дом[175]. Очевидно, что неудачные войны рождают недовольство, однако волны этого недовольства затихали на самых дальних подступах к Кремлю, где легко «усекали» язык противникам царя. Даже церковь вынуждена была беспрекословно подчиниться соборному приговору 15 января 1580 года, ограничивавшему монастырское землевладение в интересах продолжения войны. Приблизительно к началу 1581 года относятся первые известия о «заповедных летах», запрещавших крестьянский выход. Тогда же было начато составление общего поземельного описания, растянувшееся на 1580–1590-е годы. Со временем это стало отправной точкой формирования в России крепостного права. И Борис Годунов окажется одним из тех, кто повлияет на его становление.
Видя поражения воевод, служивших в «земщине», и связывая это, по своему обыкновению, с «изменами», царь Иван, естественно, пытался опереться на тех, в чьей личной преданности был уверен больше всего, — на свой «особый двор». Проявлением этого стала новая свадьба Ивана Грозного осенью 1580 года — с Марией Нагой (все ее родственники, происходившие из тверского боярского рода, служили во «дворе», а не в земщине). Борис Годунов к этому времени был уже боярином, однако свадебный разряд показывает, что царь мог отдавать предпочтение и другим фаворитам. Вперед выдвигались Нагие, новые царские родственники. Как писал еще Н. И. Костомаров о соперниках Бориса Годунова, «Нагие стали ему на дороге, и он тоже стал на дороге Нагим»[176]. Кроме них Иван Грозный впервые приблизил князя Василия Ивановича Шуйского (будущего царя). Он занял на свадьбе место царского дружки — то самое, которое до этого, на предыдущей царской свадьбе с Анной Васильчиковой в 1575 году, занимал Борис Годунов. На этот раз Борису досталось только место дружки у царицы (как когда-то на свадьбе с Марфой Собакиной). Возможно, что в этом увидели знак охлаждения царя. Борису Годунову пришлось пережить еще одну неприятность: на него подал челобитную о местах Панкратий Яковлевич Салтыков (из старомосковского боярского рода Морозовых). Впрочем, в начале 1580-х годов Салтыковы часто сталкивались не только с Годуновыми, но и со старшими в роду — Сабуровыми, поэтому речь могла идти об обычном местническом споре. Выручил Бориса Годунова его вечный спутник Богдан Бельский, с радостью сменивший строптивого челобитчика, отказавшегося от царской милости быть вторым дружкой на свадьбе царя. Сама эта шестая или седьмая свадьба Ивана Грозного все-таки была больше семейным делом. В ней на главных местах были царевичи Федор и Иван. Кроме боярина Бориса Годунова в свадебном разряде упомянуты боярин Дмитрий Иванович Годунов и его троюродные братья — окольничие Степан и Иван Васильевичи Годуновы. Жена Бориса Годунова, Мария Григорьевна, была царицыной свахой. Словом, вместе с князьями Шуйскими, Трубецкими, Нагими, их свойственниками Олферьевыми, а также Бельскими на царской свадьбе были одни и те же лица, приближенные в годы опричнины (или принадлежавшие к родам опричников)[177].
