«1. Шварцберг Роберт Борисович, начальник VI отдела.
Пустовалов Анатолий Иванович, начальник V отдела[73].
Кериг Ганс Михайлович, начальник VIII отдела[74].
Макаровский Борис Дмитриевич, начальник VII отдела[75].
Бабановский Анатолий Иванович, начальник II отдела. Эти лица были завербованы в антисоветский военный заговор и привлечены к вредительской работе мною…»[76]
Акселем Ивановичем уже овладевало чувство безразличия к дальнейшей судьбе, да, пожалуй, и не только к своей: «В результате длительного пребывания в тюрьме я убедился в безнадежности отстаивания фактического положения вещей и пришел к выводу о необходимости давать ложные показания»[77].
Особенно драматичной была очная ставка с Г. М. Керигом. Следствие подбирало список «заговорщиков» в основном по принципу социального происхождения.
Шварцберг происходил из купцов, Макаровский был сыном священника, а вот Г. М. Кериг был женат на греческой подданной, отец которой был заводчиком в Севастополе. К тому же Кериг однажды потерял секретный документ. «В ночь с 16 на 17. И. 38 я был принужден дать 3-е по счету ложное показание при очной ставке с Керигом. Керига я никогда и никуда не вербовал, о чем я скажу ниже», — вспомнит об этом эпизоде Аксель Иванович[78].
«Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: С какого года вы знакомы с Керигом Гансом Михайловичем?
Ответ: Керига я знаю с 1925 г., тогда он служил флагманским связистом подводных лодок Балтийского флота. Я был председателем секции связи Научно-технического комитета Управления морских сил. В 1935 г. Кериг Г. был переведен из Управления вооружения Морских сил РККА в НИМИС в Ленинграде. Начальником этого института являлся я. Кериг в НИМИС вначале работал помощником начальника Гидроакустического отдела, а с 1937 г. был назначен начальником вновь организованного VIII отдела визуальных средств. Кериг работал в этой должности до дня моего ареста.
Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: Что вам известно о контрреволюционной деятельности Керига Ганса Михайловича?
Ответ: Я подтверждаю свои показания от 08. 06. 38 о том, что Кериг Ганс Михайлович является участником антисоветского военного заговора, в который был вовлечен мною в 1936 г. По моему заданию Кериг проводил контрреволюционную вредительскую работу в области срыва строительства нового радиовооружения на флоте.
Вопрос: Обвиняемый Кериг, подтверждаете ли вы показания Берга А. И.?
Ответ: Показания обвиняемого Берга А. И. я отрицаю.
Вопрос обвиняемому Бергу А. И.: Обвиняемый Кериг Ганс Михайлович отрицает ваши показания.
Ответ: Кериг лжет. Я еще раз подтверждаю, что Кериг является участником антисоветского военного заговора с 1936 г.
Вопрос: Обвиняемый Кериг Г. М., вы теперь будете давать правдивые показания о вашей контрреволюционной деятельности?
Ответ: Я отрицаю показания Берга А. И.»[79].
Следствие продолжалось. Менялись обвинительные статьи, но суть выводов следствия оставалась одна — «виновен».
В «собственноручных показаниях» от 3 июля 1939 года А. И. Берг еще раз делает попытку доказать свою полную непричастность к заговору и высказывает собственное мнение о данных против него показаниях:
«… Мои отношения с Гриненко-Ивановым были известны. Причиной этих плохих отношений было расхождение во взглядах на честность, порядочность, долг службы, мораль и нравственность. Никакого понятия о деятельности Гриненко-Иванова до моей встречи с ним в 1922 г. я не имею и не совсем ясно себе представляю, каким образом он в возрасте 16-и или 17-и лет „гонялся“ за Лениным. Его ссылка на разговор на эту тему со мной в 1935 г. — чистейшая выдумка…»[80]
«Леонов в своих ложных показаниях от 13. 11. 37 говорит о том, что в конце 1935 г. я был якобы завербован Орловым. Леонов ссылается на мой спор в Правительстве с Бекаури, Синявским и др., и на мое недовольство Орловым, который меня не поддержал. Я действительно был возмущен поведением его, Леонова, и Орлова на заседании Правительства, где они побоялись выступить с отповедью Бекаури и предоставили это сделать мне. Но это было, во-первых, не в конце 1935 г., а в начале, и моя точка зрения была одобрена Сталиным, Молотовым и другими членами Правительства, вследствие чего Орлов и Леонов оказались в… а не я, и мне совершенно незачем было через 3–4 года после этого поддаваться вербовке Орлова… Так как я нахожусь под следствием 19-й месяц, то, очевидно, имелась полная возможность проверить эти показания очными ставками, о чем я неоднократно просил. Но ни одной очной ставки у меня с этими лицами не было»[81].
«Протокол объявления об окончании следствия», все еще содержащий обвинительные пункты, имеет концовку: «Следователь разъяснил обвиняемому Бергу А. И. его право на ознакомление со всеми матерьялами (у В. Высоцкого тоже „подколотый, подшитый матерьял“) расследования, после чего обвиняемому Бергу было предъявлено следственное производство по его делу в одном томе в подшитом пронумерованном виде на 253 листах. Обвиняемый Берг А. И. знакомился с материалами следствия в ДПЗ ОО КБФ в течение 12 часов и по ознакомлении заявил: прошу допросить о моей деятельности в НИМИСе Стороженко[82] и Крупского Михаила Александровича, бывшего начальника факультета связи Военно-Морской Академии РККА»[83].
