Бумс!
Юкка врезала ему по уху и, бросив на землю, зажала пасть обеими лапами.
— Дурень, — зашипела она. — Чего орешь на всю округу? Ты что, не слышал, что Беддл сказал? Сидеть тихо и не высовываться, враг совсем рядом. Еще пикнешь, и я сама тебя придушу!
Она подняла голову над береговой кромкой. Руро и Груд присоединились к ней.
— Что-то там шевелится, видишь, Руро?
— Ну, вижу, да… Трава высокая и колышется против ветра.
— Сколько, интересно, их там…
Юный Груд раскрыл было рот, но Юкка подтолкнула его:
— Тихо! И все вы, потише! Не накликайте неприятностей, может, они пройдут мимо и нас не заметят.
Потирая живот, Резвый осторожно высунул голову, заметил движение травы и заорал во все горло:
— Эй, друзья, где вы там, покажитесь!
Тут же над травой поднялись колючие головы двух ежей, которые, больше не скрываясь, направились к вы-. сохшему руслу.
Юкка прищурилась на зайца:
— Как ты понял, что это ежи?
Резвый вежливо повел ушами:
— Я ведь, видите ли, из Саламандастрона, во как. Мы можем чуять живность на каком-то расстоянии. Эй, ребята, с кем имеем честь?
Два крепких самца неуклюже скатились в русло.
— Здравствуйте. Я — Травун, тут вот мой брат Камышун. Вы малыша тут не заметили?
Заяц осторожно, чтобы не уколоться, пожал ежиные лапы.
— Да нет, пока не встречали. Опишите поподробнее на всякий случай, будем поглядывать, посматривать.
Говорил Травун, брат его только кивал да поддакивал.
— Кеглюн ему имечко. Мы его у лис отбили в прошлом сезоне. Отца-матери не знает, так, Камышун?
— Да, да!
— А уж у-умный! Говорит все по-ученому, по-ученому, а уж на-аглый… Так, Камышун?
— Да, да!
— Нас зовет злыми дядьками, раз мы его рано в кровать, рано вставать, мыться-чесаться, так, Камышун?
— Да, да!
— В общем, смылся от нас тихонечко… Мы его уже два дня ищем. Так, Камышун?
— Да, да!
— Так если вы, добрые звери, найдете его случайно, оставьте с ежами, каких встретите… Это лучше всего будет, так, Камышун?
— Да, да!
Они полезли обратно вверх по склону высохшего русла.
Юкка бросила на зайца недовольный взгляд:
— Хотела бы я, чтобы ты был таким же разговорчивым, как Камышун.
День прошел без событий, жаркий, пыльный, утомительный. Резвый был убежден, что конец его близок, голодная смерть поджидает за ближайшим поворотом. Юкка и Руро более стойко выдерживали муки голода. Они никого ни о чем не просили и ничего не брали у товарищей. К вечеру высохшее русло почти сровнялось с берегами, на ночь отряд расположился на открытом торфянике. Белки уселись у костра, разведенного под прикрытием валуна. Резвый лежал в сторонке от остальных и некоторое время молчал. Наконец его прорвало, и тут началось его обычное нытье:
— Ох, горе мое горькое! Тяжкая моя доля, печальная жизнь, во как, тоскливая смерть. Помру здесь, на травке, и никто не склонится над моими побелевшими костями.
Угаснет Резвый, словно свечечка восковая! Ай!
Камень врезался в землю рядом с его головой. Юкка стояла над ним с заряженной пращой и решительно глядела ему прямо в глаза.
— Всем надоело твое нытье, длинноухий. Если не за молчишь, я тебя успокою навсегда вот этим камнем.
Резвый повернулся на бок и закрыл глаза.
— И вправду, ночь наступила, спать пора, уж нету силы, во…
На заре заяц, от голода не в состоянии больше спать, вскочил с ревом:
— Ага! Я вижу его знак, ребята! Вон он! Во, во!!!
13
Тишину в пещере Саламандастрона нарушало только сопение лорда барсука и его зайцев. Не зная, день сейчас или ночь, они решили немного вздремнуть.
— Куда они подевались, клык и когти!
Медунка Жесткий проснулся от звуков в пещере. Разговаривали две синие крысы, Красный Лоб и Зеленка, которых отослали за провизией. Нагруженные пищей и питьем, они искали капитана Свинча. Из подслушанного стало ясно, что они заблудились.
— А я откуда знаю? Я думал, они оставят нам какой-нибудь знак или будут сидеть и ждать на том же месте.
— Может, тогда нам сидеть и ждать их?
— Шутишь! Капитан Свинч с нас живых шкуру снимет!
Голоса удалились по коридору, и Жесткий последовал за ними, бесшумно, как тень. Впереди мелькал свет факела крыс Заяц надеялся, что они задержатся, чтобы отдохнуть, но крысы все шли и шли по коридорам и камерам, туннелям и залам. Наконец терпение Жесткого было вознаграждено. Зеленка подошел к плоскому скальному выступу и опустился на него.
— Безнадега. Заблудились мы, вот что. И они, судя по всему, тоже. Ничего не видно и не слышно.
Красный Лоб сел рядом с товарищем.
— Ты прав, Зеленый. Эти фляги с элем такие тяжеленные, просто лапы отнимаются. Давай махнемся, ты понесешь эль, а я еду.
Зеленка фыркнул:
— У тебя, должно быть, память отшибло. Ты ведь думал, что фляги легче, потому за них сразу и схватился.
— Сюда, выше, идиоты, сюда! — донесся до них голос. Крысы вскочили, испугавшись, что их застанут сидящими. Красный Лоб напряженно уставился в темноту.
— Вроде бы оттуда, а?
— А кто его разберет, как звук здесь отдается.
— И что ж нам делать?
— Дай мне факел, я схожу посмотрю. А ты посиди здесь.
— Не-е-е, хитрый какой! Хочешь оставить меня одного в темноте!
— Ну, иди ты. Я останусь. Не побоюсь. Двигай!
Зеленка осторожно, высоко держа факел, зашагал, не громко восклицая:
— Капитан Свинч, маг Гроддил, это вы?
В ответ послышалось грубое:
— А кто же еще, пустомеля! Мы здесь!
Зеленка рванул за поворот, освещая путь факелом.
— А мы вас везде ищем, ищем…
Речь крысы прервал мощный удар. Зеленка рухнул как подкошенный. Жесткий подхватил факел, прежде чем тот успел упасть.
Красный Лоб заметил, как свет в коридоре заколыхался.
— Что там, приятель? Нашел?
Довольно похожий на Зеленкин голос поторопил его:
— Давай поторопись! Мы идем.
Красный Лоб захватил эль и пищу и, волоча свою ношу, засеменил на свет, боясь снова потеряться.
