Надо сказать, что у Марты уже имелся ухажер — процветающий плантатор Чарлз Картер, вдовец, почти вдвое ее старше. Но в предыдущем браке он обзавелся дюжиной отпрысков, и Марте вовсе не улыбалось стать мачехой для такой оравы. Понятно, что Картер не мог тягаться с молодым бездетным красавцем-офицером, мужественным, сильным и бесстрашным, за которым Марта со своими собственными детьми будет как за каменной стеной.
А красавец-офицер, собравшийся было подать в отставку, узнал о неожиданных перестановках в командовании. В марте 1758 года графа Лаудона отозвали в Лондон и заменили Джеймсом Аберкромби, прежде бывшим бригадным генералом. В принципе это означало сменить шило на мыло — хотя Аберкромби и обладал хорошими связями в Великобритании, но был напрочь лишен талантов стратега. Зато лидер партии вигов[9] и глава кабинета Уильям Питт, поклявшийся, что Америка никогда не будет папистской, намеревался послать за океан флотилию с семью тысячами солдат и атаковать форт Дюкен. Эта задача была поручена Джону Форбсу, повышенному в декабре в звании до бригадного генерала.
Пятидесятилетний шотландский генерал был весьма невысокого мнения о колониальных офицерах, полагая, что они умеют только содержать постоялые дворы, ездить верхом да торговать с индейцами. Зная об этом, Вашингтон написал бригадному генералу Джону Стэнвиксу, прося его замолвить о нем словечко перед Форбсом, «но не как о человеке, который будет рассчитывать на него в надежде на повышение по службе, поскольку я уже давно поборол все подобные желания, но как о человеке, который будет рад, если его некоторым образом отличат от общей массы провинциальных офицеров». В самом деле, Форбс отозвался о нем как о «хорошем и знающем офицере из глубинки». Законодательное собрание Виргинии приняло решение о формировании второго Виргинского полка, чтобы довести общую численность войск до двух тысяч человек, предполагая доверить командование им Джорджу Вашингтону.
В начале апреля он уже достаточно оправился от дизентерии и смог выехать в полк. К этому времени они успели объясниться с Мартой; Джордж сделал ей предложение через три недели после знакомства, получил согласие и теперь заказал в Филадельфии золотое кольцо для будущей жены (в те времена обручальные кольца носили только женщины). Вашингтон приучал себя к мысли о том, что скоро его фамилию станет носить женщина, которую он должен полюбить; холостяцкая жизнь подходила к концу…
Марта принялась готовиться к свадьбе: заказала у лондонского портного «благопристойный костюм, чтобы выглядеть степенно, но не экстравагантно и не траурно». Сбросив вдовьи одежды, она отправила в Лондон свою ночную рубашку, чтобы ее там перекрасили в модный цвет.
Джордж же занялся обустройством будущего семейного гнезда. Он решил перестроить сельский домик Лоуренса, увеличив его площадь вдвое и превратив в настоящую усадьбу. Разрушать всё до основания он не стал — новый дом был возведен на старом фундаменте; но если у Лоуренса-моряка вход в дом находился в восточной части, со стороны реки, то Джордж-маркшейдер перенес его в западную часть, со стороны дороги, и теперь путешественникам издалека открывался величественный вид на Маунт-Вернон. Впрочем, пока этот дом напоминал большую коробку без всяких украшений. Перед усадьбой был разбит сад из двух симметричных прямоугольных частей, огороженный кирпичной стеной (подсмотрено в Бельвуаре). Вашингтон также велел расширить второй этаж, пристроить мезонин, переделать помещения на первом этаже — в общей сложности получилось восемь полноценных комнат.
Ему очень хотелось производить впечатление богатого человека со вкусом, но вот где взять на это средства… Поняв, что каменный дом ему не потянуть, он прибегнул к рустовке: на сосновые доски наносили фаски, а затем красили белой краской, смешанной с песком из Чесапикской бухты, что придавало поверхности зернистость, создавая иллюзию каменной кладки. Деревянные стены в кабинете искусно раскрасили, превратив местную древесину дешевых сортов — желтую сосну или тюльпановое дерево — в дорогое импортное красное дерево или черный орех.
Чтобы сложить две новые печные трубы, по обоим концам дома, изготовили 16 тысяч кирпичей. Рабы выискивали по окрестным лесам белый дуб для изготовления опор, поддерживающих кровельную дранку. Для перестройки дома Вашингтон собрал команду из семи рабов-плотников, которых надзиратель Хамфри Найт держал в ежовых рукавицах и порол за малейшую провинность.
Сам хозяин между тем находился в форте Камберленд и готовился к решительным схваткам. Марта, наверное, не узнала бы своего жениха: Вашингтон нарядился (и одел своих людей) в индейские охотничьи рубахи и легинсы, чтобы на равных соперничать с легкими, подвижными и быстроногими врагами. Конечно, признавался он в письме главному адъютанту Форбса, это «неподобающий наряд» для офицера, зато солдатам в нем легче нести службу и совершать долгие и утомительные переходы с полной выкладкой. Хотя до индейцев им еще далеко: «Даже лучшие из белых людей не сравнятся с ними в лесах».
А британские военачальники до сих пор не могли приспособиться к местной специфике, придерживаясь европейских правил ведения боя, и в очередной раз за это поплатились. 5 июля Аберкромби вознамерился захватить форт Карильон (позже он получил название Тикандерога), построенный французами в 1755 году для осады форта Уильям-Генри, и двинул на него крупные силы — около пятнадцати тысяч солдат. Главнокомандующий был хорошим снабженцем, но совершенно бездарным полководцем: солдаты даже прозвали его Nanny Crombie (Баба Кромби). Монкальм же срочно возвел для обороны форта высокие деревянные укрепления и поджидал врага, попутно донимая его мелкими стычками с участием индейцев. После полудня 8 июля по приказу главнокомандующего британцы выстроились в три шеренги и строевым шагом двинулись в лобовую атаку на укрепленные высоты — без поддержки артиллерии. Французы расстреливали их практически в упор, а тех немногих солдат, которым всё-таки удавалось взобраться на вал, протыкали штыками. Только к вечеру, когда всё поле перед фортом покрылось телами убитых (потери составили около двух тысяч человек), Аберкромби дал приказ отступать. К чести британцев надо сказать, что потери французов тоже были велики — 700 человек убитыми, что составляло четверть их численности, помощник Монкальма Луи Антуан де Бугенвиль был тяжело ранен в голову, — но поле битвы осталось за ними.
Генерал Форбс решил, что настало время действовать. «Мы выступили в поход на Огайо, — писал Джордж Марте из форта Камберленд 20 июля 1758 года. — В Уильямсберг посылают курьера, и я пользуюсь случаем, чтобы передать несколько слов той, чья жизнь отныне неотделима от моей собственной. С того счастливого часа, когда мы принесли друг другу обеты, мои мысли постоянно обращены к Вам, словно Вы — это я. Да сохранит всемогущее Провидение нас обоих! Ваш верный и любящий друг Дж. Вашингтон»[10].
