– Не было печали! – воскликнул я. – Как ты думаешь, что я ему сделал?
– А кто его знает, – отозвался Стэн. – Я ни о чем таком никогда не слышал, но, может быть, магиды просто не докладывают. Скорее всего, ничего серьезного. Надеюсь. Пожалуй, самое худшее – нашего Эндрю потянет назваться хоббитом и прибыть к Гэндальфу на доклад.
– Надеюсь, этим ограничится, – сказал я.
Глава седьмая
Из директории «Колючка»
на компьютере Мари Мэллори.
Выдержки из различных документов
[1]
Ладно. В общем, я нахамила Жанин. Когда оказалось, что мне нужно у них пожить, Жанин, как всегда, взбесилась. До того взбеленилась, что я ей и говорю: «А попробуйте сами пожить у золовки по соседству! Попробуйте писать курсовые работы, которые учитываются на защите диплома, когда вокруг орут семнадцать человек детей!» У Ирэн, папиной сестры, пятеро своих и еще двое детей последнего мужа от предыдущих браков, но она считает, что в доме как-то слишком тихо, если к каждому из них каждый день не приходит хотя бы один закадычный дружок с ночевкой. К счастью, мой толстячок-папа, прежде чем его забрали на химиотерапию, успел не только отдать мне свою машину, но еще и дозвониться до своего брата Тэда и заставить его дать слово, что он обеспечит мне стол и дом. Поэтому я и сказала Жанин, что все претензии к дяде Тэду.
– А чем тебе не нравится в университетском общежитии? – спросила она.
– Мест нет! – ответила я. – Я снимала квартиру, но ее сдали другим без предупреждения.
На самом деле было не совсем так, но Жанин я об этом говорить не собиралась. Просто мы с Робби вместе снимали две комнаты (причем я отдала все деньги, чтобы оплатить жилье вперед), а потом он взял и привел туда свою новую девушку Давину, а меня выставил. Кажется, он сказал, что я могу спать на диване, – но тут я не уверена, потому что от злости его не слышала. Я помчалась в Лондон к маме, дав зарок никогда не возвращаться. И не собиралась возвращаться, но пришлось – из-за папы. Он заставил меня вернуться, и я была вынуждена провести прекраснейший месяц в доме тети Ирэн. Ну, я и сказала папе, что больше ни за что на свете, и тогда он пристроил меня к дяде Тэду.
Жанин посмотрела на меня волком. Но перечить дяде Тэду она ни за что не станет. Иначе он, чего доброго, заметит, что она вертит им как хочет. Нет, она решила выждать время и мало-помалу убедить дядю Тэда, что со мной невозможно ужиться. Так что она ничего не сказала, только проделала этот свой любимый фокус – одернула рукава свитера, так что зазвенели золотые браслеты. Дерг. Дерг. Встряхнула безупречной стрижкой. Уходи – звяк, звяк, бряк, – дай позвонить. Звонила она тем несчастным девочкам, которые работают в ее одежном магазине в Клифтоне. Жанин их постоянно увольняет ни за что. Я слышала, как она говорит в трубку, пока я шла наверх с очередной охапкой своего барахла: «Пусть уйдет. Я сыта ей по горло!» Эти свои кошмарные свитера она берет в собственном магазине. Больше всего я ненавижу как раз тот, который был на ней тогда, – у него такой вид, будто она плюхнула себе на плечо рисовый пудинг. Ник говорит, что он больше всего ненавидит тот, что с бронзовой тушеной фасолью.
И Жанин еще думает, что я дурно влияю на Ника! Ну или краду его любовь, или еще что-то. На Ника повлиять нельзя. Это невозможно в принципе. Повлиять на Ника не в силах никто и ничто, пока он сам не захочет. Ник мальчик славный, добрый и глубоко эгоистичный. О нем многое говорит хотя бы то, что, пока я жила на той же улице у тети Ирэн, он туда носа не показывал. Когда я перетаскивала барахло к дяде Тэду, то спросила у Ника почему.
– Да там же дети! – Он будто бы удивился, что тут непонятного.
Самому Нику, должна отметить, всего четырнадцать. Он стоял, руки в карманы, и смотрел, как я выгружаю из папиной машины коробки и полиэтиленовые мешки.
– О, компьютер, – сказал он. – У меня ноутбук. А у тебя?
– Старый, с придурью и почти ни с чем не совместим – совсем как я, – говорю.
Представьте себе, он взял его и отнес на второй этаж родительского дома – расстарался ради меня. Наверное, оказал мне честь, а может, боялся, что я разобью компьютер. Он довольно низкого мнения о женщинах в целом (еще бы, при такой мамаше, как Жанин, и я бы женщин недолюбливала). Потом он спустился обратно и посмотрел на папину машину:
– А она ничего.
– Это папина, – сказала я. – То есть была. Он сказал, что подарит мне ее, когда я сдам на права.
– А когда ты сдала? – спросил Ник.
– Тс-с! – сказала я. – Экзамен в понедельник.
– Тогда как ты доставила ее в Бристоль? – поинтересовался он.
– А как ты думаешь? Само собой, села за руль да и приехала, – ответила я.
– Но… – Он осекся. – Сама, одна?
– Да, – ответила я.
Было видно, что мне удалось вызвать у мастера Ника благоговейное восхищение. Мне стало приятно. Таких, как Ник, нужно постоянно ставить на место, иначе обернуться не успеешь, как будешь стирать ему носки, пока он ходит по тебе босыми ногами. (Робби был такой же, просто мне не удавалось вызывать у него благоговейное восхищение надолго.) Ник держит в ежовых рукавицах и мать, и отца. Я была на седьмом небе и в полном восторге, когда обнаружила, что Жанин и в самом деле вручную стирает ему носки, потому что Ник ноет, что после машинной стирки носки ему трут. Дядя Тэд вручает Нику десятифунтовые купюры чуть ли не каждый раз, когда они встречаются на лестнице. И весь подвал отдан Нику в полное распоряжение. Родители не входят туда без стука. Честное слово. Он показал мне подвал, когда я перенесла все свои вещи в мансарду. Думаю, это он снова оказал мне честь. Там, внизу, прямо роскошные апартаменты – весь пол застелен ковром сливового цвета. А какая у него стереосистема! Эх! Зависть берет!
– Я сам выбирал ковер, – сообщил Ник.
– Изысканный траурный оттенок, – сказала я. – Прямо заплесневелое епископское облачение. Можно разливать черничное варенье банками, никто не заметит.
Ник засмеялся:
– А почему ты всегда такая мрачная?
– Потому что у меня крах в личной жизни! – ответила я. – Не спрашивай! Я становлюсь опасной!
– Ты всегда опасная, – заявил он. – Этим ты мне и нравишься.
Да, мы с Ником отлично ладим. Может быть, именно поэтому Жанин так возражает против моего присутствия. Похоже, нам удалось возобновить отношения с того самого места, когда мои родители развелись и переехали в Лондон. У нас с ним все началось давным-давно, еще тогда, когда Жанин платила маме, чтобы та сидела с Ником почти все время. Беда в том, что мама плохо ладит с малышами (хотя, должна сказать, с подростками у нее все просто здорово), поэтому она спихивала Ника на меня, как только я приходила из школы. Одно из первых моих воспоминаний – это как я качу огромную коляску с Ником в горку в Даунс, а потом, когда тернистый путь был позади, я вытаскивала его, и мы сидели на траве и сочиняли разные истории. Мы с Жанин в первый раз всерьез поцапались, когда мне было двенадцать, а Нику шесть и Жанин обнаружила, что Ник хочет побыть со мной, а не идти куда-то там с Жанин. Она сказала, что я забиваю Нику голову фантазиями. Я сказала, что он почти все сочиняет сам. Она сказала, что из-за меня он не отличает то, что есть, от всяких выдумок. А я сказала: еще как отличает, ведь понимает же он, что с Жанин ему будет скучно.
